Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

— А я сама возьму! — выпрямив объемную грудь и кокетливо улыбнувшись, сказала Роза. — Я хочу выпить за наш Брайтон. За Брайтон! Это было наше первое место. Пусть мы сейчас уже живем в дорогих сабдивижинах (районах) и дорогих нейборхудах (микрорайонах), но Брайтон — это Брайтон. Вспомните, чем был Брайтон, когда мы сюда прибыли. Заколоченные окна. Тогда дом с магазином (!) можно было купить за пять тысяч долларов… Это сейчас нам кажется, что это копейки. А тогда, у кого тогда было больше ста долларов в кармане?! Ну я не говорю за тех, кто привозил бриллианты там… Но все равно — это было ничто, эти бриллианты. А там они имели ценность. Ну что такое здесь кольцо за пару тысяч долларов. Да его и продать некому. В Америке проблема не купить, а продать… Ну ладно, не об этом я хочу говорить. И не говорю за всю Одессу. Я говорю за нас, простых советских эмигрантов. У нас не было ничего, даже бабушкины ложечки забрали на таможне. Но мы приехали, и мы это сделали! У нас не было ничего, но было трудолюбие. И мы сделали этот Брайтон конфеткой. Я недавно читала в русской газете, что с 1978 по 1980 год в Нью-Йорк прибыло без малого 23 тысячи эмигрантов, и я в том числе, — горделиво улыбнулась Роза. — И большая часть из нас осела как раз на Брайтоне. Мы создавали бизнесы, конторы. Мы трудились. И мы добились. Потому Брайтон… Вдумайтесь, как он звучит. Брайтон — это наш брат, потому что его родила Одесса, как и нас. Одесса — мама, а Брайтон — брат. Мы приехали к нему. Мы уже были рождены Одессой, а с ним мы росли, мы развивались.

— Брайтон — Братан, здорово звучит. Молодец, Роза, — громко вставил кто-то из гостей за столом и рассмеялся.

— Так давайте выпьем за наш Брайтон. Ура!

— Ура! За Брайтон! − подхватили все.

Через несколько минут поднялся Фима и, повернувшись к тамаде, сказал:

— Так, я тоже сам скажу слово без разрешения начальства. — Он рассмеялся и, тут же посерьезнев, сказал: — У нас за столом сидит человек, которому я благодарен всю жизнь. Ну когда-то давно было дело. У нас в Одессе. Я был завскладом. — Он рассмеялся. — Ну, мы красивые дела там делали, не скрою… Ну попались… Нам грозил срок приличный, честно вам скажу. — И наш Аркадий, он был виртуоз, он гений. Если б не он… ну что вспоминать. Тут мы все знаем. Это же счастье, что нас свела судьба с ним в этом прекрасном городе… И вот наш Аркадий! Я очень сожалею, что у него нет здешнего диплома, хотя уверен, что ни один здешний лоер его подметки не стоит. Ну что сказать, ирония судьбы. Но наш Аркадий нам дает советы. За Аркадия!

— За Аркадия! — послышалось отовсюду.

Все встали со своих мест и потянулись рюмками к Аркадию, который с царским достоинством, как должное, принимал всеобщее выражение ему почета и благодарности.

Между тем официанты накладывали на тарелки все новые деликатесы. Алекс ухаживал за Ингой, стремясь при любой возможности поймать ее взгляд, чтобы передать охватившее его чувство влюбленности в нее, как в далекой юности. Инга это чувствовала, и ей было крайне неприятны эти знаки внимания.

— Так, кто желает еще выступить с тостом? — спросил тамада громко.

— Знаете, — встала Рая, — вот мы, здесь сидящие, все преуспели. Мы живем хорошо и богато. Благослови Бог эту страну. Но у нас там остались родственники, друзья. Они живут не так, и когда я покупаю себе туфли за семьсот долларов, я всегда думаю о том, сколько бы могла купить моя бывшая подруга из Сибири на эти деньги.

— Откуда у тебя — одесситки, подруга из Сибири, Раечка! — спросил игриво Виктор.

— А представьте себе, мы с ней на пляже познакомились, когда она приехала в отпуск, и подружились на всю жизнь, — вдохновенно говорила Рая. — Я такого искреннего и порядочного человека никогда больше не встречала. И знаете, когда я уезжала, я ей дала знать… Конечно, не письмом. Я ей передала. Так она, единственная, не побоялась и приехала меня провожать. Она уже бывала у меня в гостях здесь, как началась перестройка. Но все равно… я всегда о ней думаю…