Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

— Эй, эй, поосторожней с такими репликами сейчас, а то мы заподозрим, — выкрикнул, смеясь, мужчина с другого конца стола.

— Ну Виктор, перестань! Дай человеку слово сказать, — одернул его сосед по сиденью.

— Каждый раз, — продолжала Майя, словно не услышав реплик, — когда мы приезжали, я ее выглядывала и хотела на нее смотреть. Она была как будто из той жизни, которую я только видела в кино или читала в книжках. Вы не представляете, как я, соплюшка, восхищалась ею и как ей завидовала, как я хотела быть такой, как она. На ней было роскошное, светло-розовое, длинное платье-халат, с большими рюшами у подола. И рукава-крылья. Когда она шла, все это от морского ветерка развевалось — это было что-то особенное. На ней всегда была белая шляпа с большими полями, и за руки она держала двух мальчиков, лет семи и пяти… Она мне казалась какой-то неземной. Мне не верилось, что эта женщина кушает, как мы, спит, как мы. Она была небожительница в моем представлении… И дети шли всегда рядом смирно, послушно. Я мечтала, что когда вырасту, стану такой же, величественной, недоступной, неземной. Она подходила всегда к одному месту, и я всегда просила родителей останавливаться именно там. Мы приезжали раз в неделю, и я всегда боялась, что не увижу ее. Это было для меня чем-то вроде кино о сказке, о красивой жизни. Эта женщина, конечно, никогда не лежала на песке, вообще не находилась на пляже, как весь простой народ. Она только приходила искупаться с детьми. Она грациозно развязывала поясок, и халат словно сам спадал с нее, обнажая стройную фигуру. Она брала детишек и спокойно, величественно входила с ними в воду. Она никогда не погружалась в воду выше уровня роста детей. Не плавала, так как не упускала рук детей. Я пользовалась этим и тут же заходила в воду и крутилась вокруг, разглядывая ее, слушая ее красивый голос и ласковые слова, обращенные к детям. Искупавшись, она, так же держа детей за руки, выходила на берег. Обтирала себя и мальчиков красивыми яркими полотенцами и так же величественно уходила. Такое мог себе позволить только тот, кто жил на даче прямо здесь, в Аркадии… Даже мама как-то обратила на нее внимание и сказала: "Наверное, она артистка или жена генерала". И вот однажды она не пришла в обычное время. Я не могла уйти, не увидев своего кумира, образ своей мечты. Я боялась, что родители захотят уйти. И действительно, мама стала собираться. Я уже готова была расплакаться. И тут появилась она. Она остановилась перед песчаной частью берега, чтобы снять босоножки, и младший мальчонка, воспользовавшись свободой от ее руки, как оголтелый помчался сам к воде. Старший растерялся, а она во всем своем одеянье бросилась за малышом, отчаянно крича: "Постой, постой, Костик". Пока отдыхающие сообразили, что к чему, она уже была в воде. По-видимому, оступилась и упала, окунувшись в соленую водой с головой в шляпе, которая тут же свалилась. Она вышла, держа мальчика на руках. Халат был мокрый, как и утратившие форму и блеск волосы, которые, облепив, обезобразили лицо. Я стояла и плакала. Я увидела обычную женщину, потрясенную страхом. Я увидела, что она плачет, как я, целует мальчика, как меня целует мама. Мне так не хотелось ее видеть такой, земной, обычной… Мне было очень грустно тогда, и я больше не хотела ездить в Аркадию в то лето. — На глазах Майи засверкали слезы. − За нашу Одессу! — сказала она, и все подняли бокалы.

— Да, красивая история, Майя, — сказал Дима. — Вот сколько лет живем, а ты мне эту историю никогда не рассказывала. Ай-яй-ай.

— Димочка, я боялась, что ты влюбишься в эту женщину. Я из ревности, — рассмеялась Майя.

— Но солнышко, разве я тебе когда-нибудь подавал повод? Я же натерпелся этого всего в первом браке. И теперь я даже не смотрю ни на кого.

— А красивые пациентки? — спросила ехидно Рая.

— Пациентки? Да ты что, хочешь, чтобы меня за секшуал харазмент лишили лайсенз (лицензии)? Я слишком много учился, чтобы из-за какой-то бабы рисковать. Кому это надо? Так! Мы, кажется, отвлеклись и заболтали такую красивую историю моей жены. Выпьем за Одессу! А сейчас, а сейчас… Знаете, среди нас есть замечательный, может быть, единственный интеллигентный человек. — Дима сделал паузу.

— А можно мне? — перебила тамаду ярко крашенная блондинка. — А то тут не прорвешься. Я хочу кое-что сказать.

— Конечно, Розочка, конечно. За Одессу всегда пожалуйста, — подыграл обиженной Дима.

— Нет, представьте себе, что мой тост не за Одессу.

— Как это, как это?! — шутливо возмутился тамада. — И мы дадим ей слово не за Одессу?!