Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

— Я, друзья мои, упомянул эти справочники потому, что мне кажется, это не случайно, что они родились именно в Америке. Старейшему справочнику Маркуса, кажется, уже сто лет. В Америке каждый может проявить себя и показать, кто есть кто. И я это вижу на примере своего сына и на примере всех вас, процветающих здесь людей. Я слышал, что в Америке действует такая… ну, скажем, формула: "Бедным быть стыдно, потому что если ты не богат, ты либо дурак, либо лентяй". Это замечательно. В этом есть большая доля правды. Но я бы хотел вам напомнить, что все же не хлебом единым жив человек, и не в богатстве только счастье.

— Ой, мой папа без этих советских штучек жить не может, — рассмеялся Боря, перебивая отца.

Все, в том числе и Михаил Семенович, сделали вид, что не слышат Бориса, и тостующий продолжил:

— Знаете, моим любимым писателем всегда был Максим Горький. И я хочу его словами выразить свой тост. Слова следующие: "Я хочу, чтобы каждый из людей был Человеком"! Так выпьем, друзья мои, за это! — Он протянул к середине стола свою руку с бокалом, и каждый, кто дотянулся, чокнулся с ним, даря почтительные улыбки.

— Так получилось, — сказал, снова встав, Дима, — что хоть Алекс всех молодых усадил в большой комнате, но по воле обстоятельств (он иронично улыбнулся, как бы напоминая всем о сварливой жене Вени) и за нашим столом оказался преуспевающий представитель молодого поколения. Я с Михаилом Семеновичем согласен и потому думаю, что его сын дополнит или разовьет идею своего отца. Давай, Борис. Скажи нам, старикам: что такое жизнь и как с ней бороться. — Дима рассмеялся. — Вы ведь, молодые, все знаете.

Борис охотно встал и начал говорить:

— Знаете, я с юности грезил об Америке. Я мечтал о ней и завидовал всем, кто в ней живет.

— Что значит − с юности мечтал? — перебил его отец.

— А то значит, папа, что я с юности мечтал об этой стране.

— Что ты чушь несешь, Борис! — взорвался отец. — Ты не только не мечтал, но осуждал тех, кто уезжает в юности.

— Папочка, это ты осуждал, а я нет.

— Что же это значит, Боря! Я гробился, трудился, преодолевал невозможное, защищая кандидатскую, докторскую, чтобы тебе создать профессорские условия жизни, а ты всем этим пользовался и ненавидел, мечтал уехать? Мы жили так замечательно, такие люди собирались у нас дома, у тебя был статус сына профессора, твои приятели за честь почитали зайти в наш дом. Я гордился своими успехами. Мои книги по современным тенденциям образования были известны. Я сам корпел ночами, учил английский, чтобы знать, что делается в мире на этом поприще. Ты же гордился мной, нашим домом!

— Ой, папа! Я помню, как тебя пригласили на какой-то конгресс в Европу и ты со своим английским, который там был основным языком, не мог выехать. Я помню, как ты переживал… Я помню, как мама за тебя переживала. А поехали с твоими книгами и статьями другие.

— Но ведь не это же главное. Главное — то положение, которое я занял в науке, в обществе.

— Что твое положение, папа? Вот я тебя взял в свою фирму из-за твоего английского на секретарскую работу фактически. И ты уже объездил весь мир за несколько лет. А там ты всю жизнь прожил и ничего в мире не видел. И где, где оно твое положение здесь? Кому нужны твои книги? Кто хоть хотел говорить с тобой в университете здесь? Что ты мог им предложить?..

— Да как ты смеешь мне говорить. Я приехал в таком возрасте. Я же из-за тебя все бросил. Твоя мама, моя прелестная жена Оленька, пусть земля ей будет пухом, была раздираема противоречиями. Она не могла жить без тебя, но она не могла и уехать. У нее сердце не выдержало. Она так любила ту жизнь, тех людей, что нас окружали. Да как ты смеешь все это оскорблять!

Все сидящие за столом словно сжались, не зная, как себя вести. Если б это все происходило с кем-то другим из них, они бы одернули его, а тут, хоть и в прошлом, но все же профессор. Алекс подошел к Борису, положил руку ему на плечо, чтобы обратить на себя внимание, но Борис сбросил его руку и не унимался.