Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

Здесь же, на полке с собранием сочинений Толстого, стояла книга воспоминаний старшей дочери писателя Т.Л.Сухотиной-Толстой, издательства "Художественная литература", 1976 г. На 186 стр. Инга прочитала: "1889 г. 15 февраля. 11 утра. Среда… Говорят, Танеев собирается с Гжимали приехать к папа сыграть "Крейцерову сонату"…". В конце книги, в алфавитном указателе имен, она нашла: "Танеев Сергей Иванович (1856–1915) — русский композитор, педагог, пианист".

Инге хотелось читать и перечитывать воспоминания дочери писателя о восприятии музыки их семьей, где открылся новый пласт душевных движений писателя, связанных именно с музыкой. Когда в силу увлечения Софьей Андреевной музыкой (после смерти сына Ванечки) Танеев занял особое место в их доме, состояние Толстого было уже идентично состоянию героя "Крейцеровой сонаты".

Как и у героя его новеллы, у Толстого не было оснований обвинять жену в физической неверности, в близости с другим мужчиной, и великому гуманисту, при всех его страданиях, не могло прийти в голову такое решение вопроса, которым он наделил героя. Однако, одолеваемый ревностью, он нашел другой выход: уйти из дома, из семьи. И 18 мая 1897 г. Толстой написал жене: "Сближение твое с Танеевым мне отвратительно, и я не могу переносить его спокойно… Остается одно — расстаться. На что я твердо решился. Надо только обдумать, как лучше это сделать" (ПСС. т.84, с. 284).

Приведенное в тексте письмо Толстой жене не вручил, — отмечается в примечании книги Татьяны Сухотиной-Толстой, — спрятал под обивку клеенчатого кресла в своем кабинете.

Инга читала и чувствовала, что руки у нее трясутся от волнения.

Какова была глубина драмы этого великого, так глубоко познавшего душу человека писателя?

Он мучался, страдал, написал и прятал это письмо, потом изымал из сокровенного места, отдавал на хранение. Хотел высказать свои страдания жене, но в то же время не хотел видеть ее страданий, вызванных этих письмом. Почему? Наверное, потому, что понимал, что по законам бытия человеческого она не виновата. Ведь никто и ничто не подтвердило, что была близость, физическая близость между женой и другим мужчиной. Но страшнее было другое — это чувственная близость душ. Это то, что нельзя засечь, нельзя представить как уличительное доказательство, это то, чего не видно, но оно существует во всей своей мощи и неуправляемости. И очевидно, единственным внешним проявлением это связи, этой близости является взгляд. И тут Инга вспомнила, что что-то читала об этом в другом произведении Толстого. Рассказ "Дьявол", следующий в этом же томе за "Крейцеровой сонатой". И тут же, не в тексте, а в эпиграфе нашла то, что искала. И ее снова потрясли тлевшие с давних времен в памяти слова из Евангелия от Матфея, которые Толстой взял в качестве эпиграфа: "А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем…" (Евангелие от Матфея V, 28, 29, 30).

Инга листала и перечитывала произведения Толстого и воспоминания его дочери. Но ее исследовательский порыв был прерван приходом Риты.

ХХХ

— Инга, итак, сегодня день моей исповеди, — говорила Рита, сидя напротив гостьи в кухне за ужином. — Но, признаюсь, я целый день под впечатлением от твоего рассказа о своей жизни. То, что с тобой произошло в Америке, просто неслыханно. Это просто неслыханно, чтобы такая красивая, умная, образованная женщина была подвергнута таким унижениям, оказалась в таком замкнутом кругу. Я с этим не смирюсь. Я должна тебя вытащить. А хочешь — живи у меня. Посмотри, какой у меня дом, и я живу одна. Правда, до сих пор я никого и не хотела. А вот с тобой мы бы славно ужились. Ты такая милая, деликатная. Я вообще-то не люблю сантименты, но признаюсь, что за эти несколько дней привязалась к тебе, как к сестре. Знаешь, я ведь очень даже неплохо материально обеспечена. Я могу себе позволить все. Сын обеспечен относительно, мой бывший муж меня не волнует, хотя ему от меня немало перепадает. Но это только ему, просто в знак того, что все же мы прожили с ним почти тридцать пять лет вместе. А вообще у меня принцип: платить за мужика — через мой труп. Мужчина, который опускается до того, что женщина его содержит, это не мужчина, это знаешь что? Не хочу при тебе ругаться. Ты своим присутствием, Инга, как-то подтягиваешь людей, при тебе стыдно выругаться. Правда, я не думаю, что долго выдержу. Как привыкну к тебе, так и забудусь. Так что готовься. — Рита рассмеялась.

— Наверное, это потому, что я все же большую часть жизни прожила в Академгородке, — ответила Инга. — Там была особенная среда. Чем больше лет проходит, тем больше я понимаю, как же мне повезло в жизни, что судьба связала меня с этим местом. Знаешь, Рита, вот могу тебе сказать. Тебе — одесситке, что я прожила там почти тридцать лет, то есть с начала своей самостоятельной и семейной жизни и до отъезда в Америку, не зная, что такое "блат".