Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

— И ты знала об этом? — спросила Инга взволнованно.

— А! Знала не знала… Не хотела знать, — сказала Рита, размахивая "по-одесски" руками… − Я его обожала. Я купалась в его популярности и за то, чтобы называться его женой, ощущать зависть женщин к себе за то, что я его жена, готова была на все. Хотя я сама как адвокат была не на последнем месте. Конечно, с ним тягаться никто не собирался. Но все же и я уже кое-что значила в профессиональном плане…

— Но ты же чувствовала себя счастливой? — перебила Инга.

— Ой, не знаю, Инга, может, я играла в счастье… Знаешь, — Рита словно вернулась из далекого путешествия по лабиринтам памяти. — Я, идиотка, слишком поздно поняла, что он вообще любил и любит одного единственного человека всю жизнь… Знаешь кого? Только себя.

— А что же произошло дальше, что послужило последней каплей?

— Не знаю даже. Наверное, оставшись там, в Одессе, навсегда, я бы любила его до конца дней, несмотря на разницу в возрасте и несмотря на то, что с возрастом эта разница… ой как сказывается… И опять же, прежде всего в постели… Все-таки, когда тебе двадцать, а ему тридцать пять — это одно, а когда тебе шестьдесят, а ему семьдесят пять — это совсем другое, а чем дальше, тем разница в возравсте уже имеет более качественный аспект, чем количественный. Но, Инга, поверь, я не сволочь, которая отказывается от супруга в связи с его постарением и утратой статуса… Нет, я бы его любила до конца дней, окажись он здесь достойным человеком. Но он оказался полным ничтожеством. Там он был бог и царь. И он бы никуда не уехал… И вдруг… вдруг кто-то на него накапал, что он берет с клиентов… Ну знаешь, как это было тогда… Короче, решил уехать в одночасье. Сестра моя, которая уже жила здесь десять лет, сделала нам вызов. Прошли через "Римские каникулы", короче, как все эмигранты. Там положение беженцев всех сравняло: и академиков, и ворюг-спекулянтов. Вообще там немало драматических сюжетов насмотрелись. Я была в шоке: "Куда я попала и зачем, когда так прекрасно жили в милой Одессе. Все было у наших ног…" Эти мысли не покидали. С сыном, подростком. Ему было 16 лет. Инга, это рассказать невозможно, чего я натерпелась. Но успокаивала себя тем, что, мол, приедем на место, все образуется. — Рита встала и достала из шкафчика сигареты.

— Ты, конечно, не куришь, Инга? Да что я, идиотка, спрашиваю… Это видно по твоему лицу, по твоей юной коже. Но не волнуйся. Я включила кондиционер. Все сейчас вытянет. Не волнуйся. Я вообще-то стараюсь не курить, особенно дома… Но когда нервничаю…

— А ты не нервничай, Рита, — участливо сказала Инга. — Может, вообще тебе неприятно вспоминать об этом…

— Неприятно, Инга. Это точно. Но я хочу. За все годы у меня не было того, кому бы я захотела излить душу и исповедаться. Ну вот, Инга. Приехали в Америку. Ну, в первые месяцы нам, как всем эмигрантам, дали жилье, пособие. Я думала, что Аркаша начнет суетиться, искать работу, пойдет на курсы какие-то, тем более что все это давалось бесплатно… А он нет. Он считал ниже своего достоинства начинать с нуля. Он хотел себя ощущать здесь на той вершине, на которой пребывал в Одессе. Короче, он крутился, вертелся, бегал по врачам, жаловался на каждый "как" и каждый "пук", получал пособие. Когда ему стукнуло 62, он уже мог не беспокоиться. Он стал получать пособие по возрасту, и ему стало хорошо. Его Америка обеспечила прожиточным минимумом. И он стал королем снова. Ему не нужно суетиться. И этот уровень его устраивал. Я тогда решила, что я так не буду жить. Уж если я приехала в эту страну, я должна жить так, как видела в американских фильмах — в шикарном доме, носить шикарные наряды, ездить в шикарных автомобилях… Я пошла в колледж. Выучилась. Получила лицензию. Короче, стала агентом по продаже недвижимости, причем я сразу начала с продажи дорогих домов. Я сразу подняла уровень нашей жизни на такую высоту, о которой даже не мечтала.

— А что же Аркадий? — спросила Инга.