Называется Жизнь (социологический роман)-Вторая Часть Дилогии

— "Ноосфера" — сфера разума. Этот термин заимствован Вернадским у Тейяра де Шардена и использован им в его философских изысканиях. Мы на своих семинарах долго бились над тем, чтобы понять, какой же смысл Вернадский вложил в понятие "ноосфера". И знаете, наши философы додумались даже до того, что "пришили" этот термин к пояснению преимуществ социализма над капитализмом, поскольку только "коммунистическая теория" — есть отражение "сферы разума" человеческого. — Инга остановилась, словно что-то вспоминая, и сказала: — И знаете, удивительно, но только сейчас мне пришла в голову мысль, дающая мне ключ к пониманию гениального предвидения ученого. А ведь ноосфера — "сфера разума" — это же не что иное, как виртуальное пространство, в котором мы все живем и в которое все больше погружаемся. Правда. Удивительно, но это именно так, мне кажется. Мы ломали голову, чтобы понять, что же это такое, сфера разума как новая глобальная форма существования человека. А это, судя по всему, и есть не что иное, как интернет, который представляет этот коллективный разум, знания — это плод интеллекта всемирного человека, который живет уже своей самостоятельной жизнью! Это и есть сфера разума человеческого. Это уже особый мир, где действуют свои законы, правила, это не земля и не космос, это иная сфера, куда поселился планетарный человеческий разум во всем разнообразии его проявлений… Интересно. Когда приеду домой, непременно посмотрю труд Вернадского. Меня саму взволновало это мое "открытие", — засмеялась Инга.

— Зачем когда приедете домой. Пока вы будете у Риты, вы можете выйти в интернет и там найти труды Вернадского, — сказал Грегори. — Это очень интересно, то, что вы сейчас сказали. Мне тоже стало любопытно. Мне вообще интересны эти вещи. В Университете я увлекался философией.

— Если будет время у Риты, я сразу же посмотрю труд Вернадского о "ноосфере", — сказала Инга, ощутив в себе возрождение исследовательского интереса. — У нас в Академгородке, как я говорила, Вернадский был культовой фигурой. Мы изучали его биографию, спорили над сутью его идей. Но я, к стыду, ничего не знала о его сыне, и о том, что он был эмигрантом.

— О, Григорий Владимирович Вернадский — это очень интересная личность. Я прочитал много о нем. А сейчас доскажу о Карповиче…

Известно, что многие представители тех волн эмиграции покидали Россию с уверенностью в том, что это ненадолго. И Карпович Вернадскому-сыну писал: "Я просто не понимаю людей, которые говорят, что все кончено, что мы никогда не вернемся в Россию". Они все уезжали по воле обстоятельств, не по своей воле, и, оказавшись в другой стране, ощущали себя как бы жертвами обстоятельств, судьбы. И к тому же верили, что это ненадолго. Это консолидировало их семьи и сплачивало их друг с другом вокруг каких-то высоких идей и проектов, как принято сейчас говорить, направленных на сохранение очагов отечественной культуры. В этом эмиграция видела смысл своего существования.

"Мы не в изгнании. Мы — в послании", — говорил Д.С.Мережковский. В этом была концепция их жизни за рубежом, в этом было их мироощущение. На собрании русских эмигрантов в Париже в 1924 г. И.А. Бунин говорил: "Наша цель — твердо сказать: подымите голову! Миссия, именно миссия, тяжкая, но и высокая, возложена судьбой на нас". Потому они противостояли культурологической ассимиляции, стремились сохранять основы той духовной жизни, на которых они выросли и состоялись. И сколько они всего сделали! Об этом написаны тысячи страниц, хочется все читать, чтобы еще и еще раз склонить перед ними голову. А мы ведь там, в СССР, о духовных сторонах жизни эмиграции ничего не знали. Ну я не говорю о себе, я уехал подростком. Но у Риты я встречаюсь с представителями интеллигенции старших поколений, они понятия не имели ни о чем. Они и слыхом не слыхивали даже о "Новом журнале".

— А я, к стыду, тоже ничего не знаю о "Новом журнале", — сказала Инга смущеннно.

По мере углубления знакомства с этим парнем ей начинало казаться, что он старше, мудрее и образованней ее, и она начала ощущать комплекс неполноценности, потому что все, о чем он говорил, ей было неведомо, и в голову не приходило, что к этому можно как-то прикоснуться.

— О! Появление "Нового журнала" — это потрясающая страница духовной жизни эмиграции, — сказал Грегори вдохновенно. — У меня все это собрано, все документы. Их только нужно собрать и обобщить… Инга Сергеевна, — перебил себя Грегори. — Нам нужно найти бензоколонку. Моя Маргуша забыла, очевидно, заправиться, а я не разглядел, и у нас счетчик на нуле. Нам повезло, вон светится знак. Сейчас заправимся.

Грегори сосредоточился на выезде с хайвэя к бензоколонке. Когда он остановился, открыл дверцу, предложив Инге выйти, подышать свежим воздухом, если она желает. Инга приняла предложение, и пока в "электронном окошке" автомата бегали цифры, Грегори продолжал свой рассказ, автоматически выполняя все операции по подготовке машины к отъезду после заполнения бака.