— Какой вы, однако, глубокий человек, Грегори, — сказала Инга. — Когда я вас первый раз увидела, вы произвели совсем иное впечатление. — Она улыбнулась, одарив Грегори восторженным взглядом.
— А что, я произвел на вас впечатление легкомысленного плейбоя? — рассмеялся Грегори, не повернув головы от дороги.
— Скорее да, чем нет, — рассмеялась Инга. — Нет, если серьезно, то я не предполагала, что сейчас молодые люди размышляют об этом, если это не в сфере их профессиональной деятельности.
— Ну, пожалуй, вы правы в том, что не каждый из молодых людей читает такие книги, и вообще читает. Но я, во-первых, не молодой, как уже подчеркивал, во-вторых… вообще имею интерес ко всему, что касается человека, потому иногда думаю сменить свою профессиональную ориентацию… Прошу не путать с сексуальной ориентацией.
Грегори сам по-детски смутился от своей вольности до того, что у него покраснели уши, и, повернувшись к Инге, сказал:
— Ой, простите, Инга Сергеевна. Это я спошлил. Но не думайте обо мне, что я пошляк. — Грегори посмотрел на нее с улыбкой ребенка, чувствующего себя виноватым.
Инга только улыбнулась, ничего не ответив.
— Я уж вас утомил своими разговорами. Вы-то с дороги, после самолета. Я эгоист ужасный. Мама моя права, — Грегори улыбнулся. — А теперь… а теперь послушаем музыку. Вот сегодня купил этот диск. Кстати, — сказал Грегори самому себе, — надо не забыть его потом забрать, а то улечу и диск останется в Маргушиной машине. — Он нажал кнопку СД-плеера, и зазвучала мелодия Глюка из оперы "Орфей и Эвридика".
"Этот Грегори, он чем-то похож на меня в молодости. Его тянет к людям страшим, умудренным. Наверное, ему бывает скучно среди ровесников. Отсюда дружба с Ритой", — размышляла Инга, подбирая фразы, чтобы сказать ему об этом. Она обратила свой взгляд на Грегори, он был весь погружен в музыку. Его лицо преобразилось и выражало чувственное томление. "И зачем, зачем сейчас, зачем этот молодой мужчина поставил эту мелодию? Неужели ему желательно сейчас такое настроение, которое передает или стимулирует эта раздирающая душу музыка, — подумала она. — Что здесь причина, а что следствие: то ли его настроение, какие-то чувства к кому-то потребовали эту музыку, то ли музыка что-то вершила с ним?" Инга отказалась от мысли что-то сказать Грегори, потому что невозможным было нарушить ту ауру, которая воцарилась в машине. И все, что за пределами салона машины, где они были наедине с этой музыкой, утратило смысл.
И показалось, что когда машина остановилась у большого трехэтажного дома, для них обоих это было совсем некстати. "Зачем мне все то, что не здесь, в этой машине?" — сказали глаза Грегори, когда он повернул голову к Инге, вытаскивая ключ.
ХХХ
Тут же послышался возглас приветствия, исходящий от женщины, которая стояла на фасадной площадке дома.
— Welcome! Welcome! (Добро пожаловать!) — восклицала Рита. Как только прибывшие приблизились к порогу, она тут же вошла внутрь дома, оставив дверь настежь открытой, как бы уступая дорогу гостям. Грегори, неся в правой руке чемодан, а левой поддерживая Ингу за локоть, с улыбкой увлек ее внутрь дома.
В ярко освещенном огромной хрустальной люстрой холле-прихожей, приветственно улыбаясь, их ожидала хозяйка. Глянув на нее, Инга подумала, что она во власти галлюцинации, настолько Рита была похожа на одну из любимых ею актрис, Екатерину Васильеву, которая особенно запомнились в фильмах "Соломенная шляпка", "Мой нежно любимый детектив" с Валентином Гафтом, и еще в комическом эпизоде с Юрием Соломиным из какого-то (уже не помнила) фильма. Сходство Риты с ней было поразительным, как и ее племянника с Грегори Пеком, как Елены Кореневой с Ширли Маклейн. Ну бывает же такое в жизни — и рост, и фигура, и голос, и этот умудренно-иронический взгляд.
Рита была в длинной, сильно расширенной к низу юбке шоколадного цвета, большой золотистой шелковой блузке навыпуск. На ногах — коричневые сандалии, надетые на толстые махровые белые носки. Но самым главным в ее наряде был золотисто-коричневый головной убор. Что-то похожее на огромную чалму со свисающими справа от уровня ушей до талии тонкими концами ткани. Макияж минимальный, лишь чуть подведены и без того яркие, живые глаза и натуральным розово-лиловым цветом подведены специальном блеском губы. Никого из далекой одесской молодости эта женщина Инге не напоминала.
— О, май Гош! — воскликнула Рита, глянув радостно на Ингу. — О, май Гош! Как же можно так не измениться за более чем три десятка лет! Это же безобразие, я буду жаловаться! Такая несправедливость: кто-то уже как Баба-Яга костяная нога, а кто-то еще — Елена Прекрасная.
Она подошла, обняла гостью.
— Я очень рада тебя видеть, Инга! Меня ты не узнаешь, как я вижу по твоим глазам.
— Признаться, нет, Рита, — как бы извиняясь, сказала Инга, совершенно не зная, как себя вести и что говорить дальше.
— Да, Маргуша, я, честно говоря, удивился, когда, увидев Ингу Сергеевну первый раз на пикнике, узнал, что она Анютина мама и твоя давняя знакомая.