Навстречу приключениям

– Это совершенно неожиданно, – сказал он. – Доказать что-то мне? Но это ведь у тебя корабль на дереве и родители-энтомологи. А я… я не… – он умолк. – Я хочу сказать, что принимаю твои извинения, и прошу прощения за то, что показался хвастуном. Я не собирался доказывать, что я лучше тебя, я просто хотел с тобой подружиться.

У него снова возникла та же мысль, что и тогда, у лозы, – что, может быть, сейчас самое время рассказать всем правду о себе. Но при мысли об этом у него в животе что-то сжалось, и он почувствовал облегчение, когда Гейб, который теперь швырял в деревья камни, прокричал:

– Ты мне нравишься, Морской Ястреб! У тебя классная шляпа!

– Спасибо, Гейб, – ответил Милтон. – Это для меня многое значит. А меня очень впечатляют твои навыки Мастера Слова.

– Ты мне тоже нравишься, Инжир, – продолжил Гейб. – Ты, наверное, знаешь даже больше меня.

Инжир опиралась о валун и смотрела на Милтона и Рафи с тем же смешанным выражением на лице, которое они уже недавно видели.

– Ты совершенный чудик, – сказала она, – но ты мне тоже нравишься, Гейб.

Рафи с опаской глянул на Инжир.

– Помнишь, как я извинился перед тобой вчера? – спросил он.

Брови Инжир перестали прыгать вверх и вниз, и тут же на полную мощность включился их арочный режим. Она покачала головой, отчего её немного запачканные волосы заболтались туда-сюда.

– Я совсем этого не помню, – сказала она.

– Но я извинился! – воскликнул Рафи. – Вчера ночью. Я сказал: «Извини, мне жаль». Вы все меня слышали, так?

– Это было не совсем конкретное извинение, – сказал Милтон. – Не думаю, что это считается.

– Я тоже, – сказала Инжир, складывая руки на груди.

– И я! – прокричал Гейб, бросая шишку размером с арбуз.

Дерево вражелюбия снова издало СВИСТ.

– Ладно-ладно-ладно, – согласился Рафи, поднимая руки. – Вчера я говорил искренне, значит, могу и повторить это. Инжир, прости меня. Я знаю, что был груб и вёл себя как идиот. Но может, мы могли бы стать друзьями?

Пока Милтон наблюдал за Рафи и Инжир во время их разговора, ему в голову пришли слова Инжир: «Все совершают ошибки, не так ли? Разве не в таких случаях нуждаешься в друзьях больше всего?» Он подумал о том, как прятался за Островом Дебрей, и о том, как Инжир пряталась за книгами. У Рафи тоже были непростые времена. Наверное, он прятался за ершистостью и швырянием плодов.

Инжир долгое время молчала, и Милтон был уверен, что она подумала примерно о том же самом, когда кивнула и сказала:

– Я принимаю твои извинения, Рафи. И со своей стороны тоже прошу прощения.

– Значит ли это, что между нами дружба? – настороженно спросил Рафи.

– Временно, – ответила Инжир с намёком на улыбку.

Они подошли к огромному, усыпанному дуплами дереву размером с небоскрёб (Милтон шёл на цыпочках, чтобы не споткнуться и ненароком не подвести всех) и окружили его ствол. Милтон постарался найти место, свободное от дупел, чтобы положить туда руку, но такого просто не было.

Если это не сработает, им конец.

То ещё приключеньице!

– На счёт «три», – сказала Инжир. Они вытянули руки. – Один. Два. Три!

Все прижали ладони к стволу. Милтон зажмурился и завизжал:

– И‑и-и-и!

Затем он услышал, как открываются дупла…

И что-то выскочило из них, отталкивая его руку.

Но это что-то не было острым. Милтон был в целости и сохранности. Он приоткрыл веко (совсем чуть-чуть, на случай, если шип хотел лишить его глаза).

Дерево вражелюбия покрылось… нет, не шипами, а тысячами небольших, но крепких на вид веток по всей длине ствола. На каждой ветке было по пять отростков, словно миниатюрные деревянные ручки.

– Вперёд! – победно прокричал Милтон. – Ну, точнее, наверх.

Настало время побеседовать с Мистером Толстомордом.

Глава 52 Наверх и только наверх

До приезда на Одинокий остров Милтон не думал, что когда-либо окажется в ситуации между жизнью и смертью вне виртуальной реальности. Ни разу не думал.

Эх, как же это было бы здорово!

К настоящему моменту он уже чуть не совершил аварийную посадку прямо в океан, его затягивали и отталкивали чуть ли не до потери сознания, его буквально съели, а невидимое существо из кошачьих чуть было не вонзило в него свои клыки.

А теперь он собирался забраться на девяностометровое дерево, при этом поддерживаемый лишь выдвижными палочками.

Он не боялся высоты, но совершенно точно боялся с неё упасть. Он боялся, что его внутренности превратятся в наружности. Он боялся, что его мозг превратится в кашу. Он боялся превратиться в мокрое место в форме Милтона.

И, учитывая ситуацию, его страхи были вполне оправданны.

Он был вполне уверен, что все, даже верхолазка Инжир, разделяли эти страхи. Их не проткнут отравленные шипы (фух!), но они всё ещё могут пасть в объятия верной смерти (хрен редьки не слаще: будешь ты заколот или превратишься в мокрое место – смерть есть смерть).

Гейб, однако, опроверг эту гипотезу.