– Лагерь? – возразил Милтон. – Я понимаю, что вы четверо – гениальные учёные, но вы хорошенько всё это обдумали? Вы позволите кучке детей носиться по острову, кишащему Стоногами и Камуфляжными котами? Вы уж меня простите, но ей-богу! Я правда начинаю сомневаться в том, что мы приняли верное решение, когда позволили тебе взять на себя управление островом, дядя Эван.
– Он будет называться «Лагерь Исключительных Натуралистов и Исследователей», – продолжил дядя Эван. – И в дебютный год его посетят всего четверо туристов.
Инжир, Рафи и Гейб возликовали. Милтону понадобилось мгновение, чтобы всё осознать (и справиться с эмоциональными качелями), но затем он тоже возликовал. Он ликовал долго и громко.
Он вернётся сюда, в то место, где чувствовал себя как дома.
А затем настало время уезжать. Милтон обнял доктора Моррис (которая всё ещё иногда звала его Морским Ястребом – впрочем, он не был против) и докторов Альварес (которые преподнесли ему второй по противности сувенир: бесцветный панцирь Безумно Симфоничной Цикады).
Следующим в очереди провожающих был Рафи. Он был немного похож на сварливую утку, когда протянул ему коробку, обёрнутую газетой (это была страничка с полностью разгаданной головоломкой по поиску слов).
– Держи, – заявил он. – Это мой тебе прощальный подарок.
– Это невероятно продуманно с твоей стороны, Рафи, – сказал Милтон. – Ты добр, чу́ток и мил. Даже после того, как ты швырнул мне в голову тот плод, я знал, что у тебя есть светлая сторона.
– Ага-ага, давай открывай, – усмехнулся Рафи.
Милтон развернул газету, немного боясь, что внутри окажутся ещё насекомые.
Но это было не так. Внутри оказался бинокль.
Это не был очень дорогой, сверхвысокотехнологичный Увеличитель‑2000, приобрести который он уговаривал родителей. Не был он и неоново-зелёным с наклейками в виде чаек.
Он был чем-то средним. Он был идеален.
– Спасибо, Рафи, – произнёс Милтон, заключая Рафи в объятия, которые тот согласился вытерпеть в течение двух очень классных секунд.
– Не за что, Милт, – ответил Рафи.
– У меня тоже для тебя подарок, матрос, – пропел Гейб. Он швырнул в руки Милтону огромную страницу-лист Да-Нет-Возможного дерева. На ней был расплывчатый круг, покрытый треугольниками на ножках и пунктирными линиями, а также там имелся большой знак Х.
– Великолепно, – оценил Милтон. – Очень абстрактно.
– Это карта сокровищ, – сообщил ему Гейб.
– А, понятно, – сказал Милтон. Он поворачивал страницу-лист туда-сюда, прищурившись и разглядывая её сквозь очки. – Куда она ведёт?
Гейб рассмеялся и широко развёл руками.
– Сюда, разумеется, – сказал он. – Она приведёт тебя прямо сюда. Обратно на Одинокий остров, к нам.
– О, ну конечно, – произнёс Милтон, стараясь не моргать своими широко раскрытыми глазами.
Последней в очереди, чтобы попрощаться, была Инжир. Милтон ни за что не хотел расставаться с Инжир.
Однако он понимал, что ему придётся это сделать, и прошлой ночью слишком много времени потратил на то, чтобы решить, как сказать то, что он хотел сказать. На самом деле он даже подготовил речь о том, как она вытащила его из болота отсутствия друзей и впустила в круг знания латинских названий и гениальности бесстрашного лазания по деревьям. О том, что одни только её брови обладали гораздо бо́льшим красноречием, чем он когда-либо надеялся достичь, и о том, что он готов был отправиться с ней в экспедицию когда угодно. Это была поистине прекрасная речь.
Но стоя перед ней на причале, Милтон сумел выдавить только одно:
– Соколиные крылья меня подери, я буду по тебе скучать! – после чего он ударился в слёзы.
Инжир изучающе смотрела на него своими круглыми поблёскивающими глазами.
– Хорошо, что ты приехал сюда этим летом, – сказала она. – Иначе мы бы потеряли остров. И я бы не встретила своего лучшего друга.
А затем Инжир обняла его.
И Милтон П. Грин, ранее известный как Птичьи Мозги, сын ныне разведённых родителей, неудавшийся каратист, вызывающий слёзы и отвращение певец, неудавшийся каноист, близорукий, дальнозоркий тощий коротышка, всего несколько недель назад не имевший друзей, ещё никогда не был так рад быть самим собой.
– Счастливо! – прокричал он, когда дядя Эван повёл свою маленькую моторную лодку от причала. – До скорой встречи!
– Счастливо! – прокричали Инжир, Рафи и Гейб. – Счастливо, Милтон!
Это было Самое Серьёзно Невероятно Неожиданно Удивительно Выдающееся Лето Всех Времён.