Похоже, переговоры упёрлись в непреодолимую преграду. Каждая из сторон по многу раз нарушала законы Союза, а теперь все отрицали свою вину и обвиняли друг друга. Здесь не было того, кто мог бы посмотреть на ситуацию беспристрастным взглядом и предложить приемлемый для всех компромисс. Каждый считал себя правым и уступать не хотел.
Я видел только один выход: обнулить взаимные претензии и начать с чистого листа. Лишь тогда мог появиться шанс мирно урегулировать конфликт. Иначе — война. Война до победы, пока одна из сторон не сотрёт другую с лица земли, тем самым «доказав» свою правоту.
Целый час Вельский и Светлов препирались, образно тыча друг у друга пальцем и обвиняя в ужасных преступлениях. Я же слушал их перепалку и размышлял о тщетности таких переговоров. Смысла в них не было. Если никто не сменит риторику, то встреча закончится ничем. «Дипломаты» углубились в правовые дебри, забыв о самом главном, ради чего мы здесь собрались — о сохранении Союз. Надо было разорвать порочный круг.
— Погодите, господа, — вмешался я, когда почувствовал, что взаимные обвинения могут завершить переговоры в любую минуту. — Мы собрались, чтобы ссориться или чтобы решать вопрос по существу?
Я окинул взглядом министра и воеводу. Воевода молчал с каким-то, как мне показалось, насмешливым выражением лица. А вот Светлов нахмурился — ему не понравилось, что я заговорил.
— Артём Эдуардович, мы сейчас как раз и пытаемся решить вопрос по существу. Но есть ряд преград, — напомнил он.
— Которые мы не можем преодолеть, потому каждый стоит на своём, — добавил я.
Светлов снисходительно улыбнулся:
— Похоже, именно так.
— Тогда давайте зайдём с другой стороны, — предложил я.
— Пожалуйста. Я слушаю.
— Вернёмся к цели нашего собрания. Что мы хотим? Поговорить и разойтись? Усилить конфронтацию? Или придти к какому-то взаимовыгодному решению? Мы далеко зашли в этом противостоянии, но если бы не было шанса добиться мира, вы бы тут не сидели… и мы тоже. Мы не выпрашиваем у вас ничего. Если Николай Фёдорович не готов идти на компромисс и будет стоять на своём, то и мы будем драться за наши интересы. Вот только сомневаюсь, что вы сами этого хотите, особенно после того, как дважды потерпели поражение.
Сцепив руки на столе, я пристально посмотрел в глаза Светлову. На его надменном лице возникло озадаченное выражение.
Вместо Светлова ответил воевода.
— Похоже, вы не сторонник пустой болтовни, Артём Эдуардович. Что ж, я — тоже. Мы, люди военные, уважаем конкретику.
Его скрипучий голос прозвучал довольно грубо, а его слова по сравнению с дипломатичными разглагольствованиями Светлова — излишне прямолинейно.
— Витиеватые речи в данном случае не помогут, — согласился я.
— И то верно, — усмехнулся Ярослав. — Устроить встречу хотел ваш великий князь, мы пошли на уступку. Ну так высказывайте ваше предложение. Вы ведь за этим сюда пришли? Говорите. Что конкретно предлагаете?
— Обнулить претензии взаимные претензии, — сказал я. — Давайте признаем, что обе стороны перегнули палку и разойдёмся по разным углам ринга. Не вижу причин ломать наш общий дом. И Новгород, и Москва смогут уживаться в рамках Союза, как и прежде. Просто не лезьте к нам — вот единственное наше требование. Не лезьте, не трогайте наше имущество, не трогайте наших людей. И всё будет в порядке. Махания кулаками нам тоже не нужны. Но если продолжите делать то, что сейчас, с этим никто мириться не станет.
— Значит, вы не отрицаете ваши преступления? — вернул разговор в прежнее русло Светлов.
Постановка вопроса выглядела весьма коварной. Нас припирали к стенке. Ответить, что отрицаем? Это было не так. Мы действительно убивали Голицыных, но только в ответ на их нападки, в целях самозащиты. Сказать, что не отрицаем? Это значило признать свою вину и согласиться понести наказание.
— Вы, кажется, меня не поняли, — сказал я.
— Ну так объясните, — Светлов смотрел на меня своим наглым победоносным взглядом. Наверное, ему казалось, что нам теперь не отвертеться.
— Возвращаемся к началу, — сказал я. — Чего мы хотим? Мира? Войны? Раскола? Давайте говорить по существу.
— Союз Русских Княжеств строится на определённых принципах, — произнёс Светлов. — И во главе угла стоит закон. Каким образом мы будем продолжать дальнейшее сотрудничество, если не способны существовать в рамках единой правовой системы?
— Вот и хотелось бы это выяснить. Мы можем продолжать сосуществовать вместе или нет?
— Ладно, давайте поступим так, — снова заговорил Ярослав Голицын. — В принципе, возможно всё. Но вы хотели конкретики? Ну так вот вам конкретика. Во-первых, мы хотим, чтобы вы отдали Святослава Борецкого.
— Увы, это невозможно, — проговорил Вельский. — Святослав Борецкий убит в ходе задержания.
— Но вы утверждали, что он жив, — удивился воевода.