Обычно канцлер мало с кем общался напрямую, да и то лишь с ближайшим окружением или главами княжеств. А я не был великим князем, меня даже на собрание думы не пускали. И тем не менее канцлер лично говорил со мной по видеосвязи. Похоже, Голицыны не желали оставлять меня в покое. То глава МСБ «домогался», теперь — сам канцлер. Вот только для первого ничем хорошим это не кончилось.
— Мне стало интересно побеседовать с вами, — ответил канцлер на мой незаданный вопрос. — Вы — один из сильнейших энергетиков Союза. Таких, как вы — по пальцам можно сосчитать.
Канцлер сказал про Союз, а не про Новгород. Он по-прежнему относился к нам, как к части СРК. Впрочем, центральное руководство никогда и не желало разрыва. Это среди нашей аристократии идеи независимости получили широкое распространение, канцлеру же вряд ли хотелось потерять север.
— Волей судьбы я получил некоторую силу, — ответил я.
— А ещё я слышал, что вы — один из наиболее разумных людей среди новгородской знати, — слова канцлера походили на лесть.
— Почему вы так решили?
— Прежние великие князья Новгорода хотели предать Союз. Сейчас ваша позиция изменилась. Насколько мне известно, вы — один из тех, кто активно поддерживает идею единства.
— До поры до времени. Я верю, что только в единстве путь ко всеобщему процветанию, но произвол со стороны кого бы то ни было Новгород терпеть не намерен.
— Мне известна ваша позиция, и я считаю её весьма разумной.
— Это радует, — скептически заметил я.
— Знаю, между нашими семьями пролегла полоса раздора. Погибли ваши люди, погибли наши люди. Можно долго решать, кто прав, кто виноват, но вряд ли таким путём мы достигнем прогресса.
— Об этом я и говорил на встрече.
— Да, знаю. Видите ли, среди моего окружения многие занимают весьма жёсткую позицию по отношению к Новгороду. Уверен, среди ваших князей и бояр тоже присутствует некоторая враждебность к Москве. Нам придётся преодолеть много разногласий, поэтому я ищу единомышленников — тех, кто так же, как я, хотят мира и единства.
Канцлер говорил правильные слова, но я ни капли не верил в их искренность. Наоборот, меня всё больше поражала его изворотливость. Месяц назад он (а я не сомневался, что приказ убить Ростислава отдал сам Николай Голицын) безжалостно уничтожал наших людей, а теперь оказалось, что это якобы его окружение недолюбливает Новгород, а сам он, видите ли, хочет только мира.
Но гораздо больше меня озадачила резкая смена риторики. Почему Голицын отказался от агрессивных действий? Почему пошёл на мировую? Понял, что ему не выгодно с нами воевать? Или имел место какой-то коварный замысел? А может, он просто хотел меня перетянуть на свою сторону, как когда-то это пытался сделать глава МСБ?
— Рад, что вы это понимаете, — сказал я.
— Остаётся только выразить надежду, что Московское, Новгородское и все остальные русские княжества ждёт совместное будущее. Ведь именно для этого наши деды когда-то объединили свои усилия и договорились жить по единому закону.
— Если все члены Союза будут с уважением относиться друг к другу, так оно и будет.
— Именно это я и хотел услышать. Надеюсь, Артём Эдуардович, это не последний наш разговор. Возможно, однажы мы с вами сможем пообщаться в более дружественной атмосфере. Ну а пока могу лишь пожалеть удачи в вашем нелёгком деле. Всего хорошего.
Я тоже попрощался и завершил вызов, а потом ещё долго сидел в замешательстве. Казалось бы, звонок Голицына должен был внушать надежду на то, что пик разногласий пройден и вражда окончена, но какая-то смутная тревога не давала мне покоя. А ведь чутьё никогда меня не обманывало.
В субботу вечером мне предстояло ужинать у Белозёрских. Отправившись в гости, я надел мундир, украшенный эполетами и нашивками с символом моей организации. Уже несколько дней ездил в нём на службу, но привыкнуть до сих пор не мог. Слишком резкой оказалась смена ролей.
А вот Веронике моя новая форма нравилась. Ира тоже порадовалась моему назначению. Мы с ней созванивались время от времени. Ничего интересного у них с Лилией не происходило, но я этому был даже рад. Значит, они в безопасности. Поскольку в Новгороде ситуация стабилизировалась, девушки собирались вернуться домой на следующей неделе.
А вот с Ксенией мы за последние недели общались лишь раз, да и то чисто формально. Но мне и не до разговоров было: столько проблем навалилось, что поспать и поесть едва хватало времени. Сам не понимал, как справлялся со всем этим. Вспомнила себя три года назад — казалось, что теперь я стал совсем другим человеком.
Как и в тот день, когда я впервые гостил у Белозёрских, Максимилиан Сергеевич пригласил меня за стол, за которым собралось всё семейство. Говорили в основном о пустяках — вели, что называется, лёгкую светскую беседу. А когда все блюда были съедены, а чай выпит, мы с Максимилианом Сергеевичем отправились на веранду, чтоб поговорить с глазу на глаз.
Мы сидели в креслах и беседовали. Из широкого, во всю стену окна, открывался вид на тонущий в зелени сад. Сгущались сумерки, и вдоль дорожек зажглась подсветка.