Казнь решили устроить на базе у новгородской дружины. Когда заседание думы окончилось, туда отправилось более тридцати глав родов, чтобы лично наблюдать исполнение приговора. Я и сёстры Борецкие тоже поехали.
Собрались на плаце. Два дружинника вывели Святослава и поставили перед князьями. Его волосы были всклокочены, костюм, который он не менял со дня поимки — измят, а во взгляде ещё теплился огонёк бессильной злобы. Сейчас этот человек представлял собой жалкое зрелище.
Кто убьёт Святослава — вопрос оставался открытым. По обычаю (а суд проходил в соответствии с обычаями, а не законом СРК) сделать это должен был тот, кто больше всего пострадал от действий виновного. А поскольку такими лицами являлись Вероника и Оля, им предложили замену. Однако ко всеобщему удивлению Вероника отказалась, заявив, что справится сама.
Она вышла к Святославу, что угрюмо таращился по сторонам. Лицо её было каменным, а взгляд полон ненависти.
— Ты убил моих родителей, ты разрушил мой дом, — в её голосе звучала злоба. — Ты достоин смерти. Я бы с радостью переломала тебе все кости, прежде чем убить.
Я стоял рядом. Святослав угрюмо посмотрел на меня. Его запястья обвивали два браслета, и он сейчас не смог бы сопротивляться, даже если б захотел. Он доживал последние минуты и прекрасно это понимал.
— В глаза смори! — прошипела Вероника. — Смотри мне в глаза, мразь! Или ты слишком труслив для этого?
Святослав уставился исподлобья на Веронику.
— Однажды вы все заплатите, — голос его был глухим и хриплым, но страха в нём не чувствовалось. — Убийцы. Вы начали это. Я ни о чём не жалею.
— Кончай его, — произнёс я. — Он уже сказал всё, что хотел.
Вероника сосредоточилась, концентрируя в руках энергию, а затем схватила Святослава за шею. Тот стал задыхаться. Правую руку девушка крепко сжала. Удар. Её кулачок с хрустом проломил лоб Святославу, оставив вмятину. Взгляд преступника остекленел. Ещё удар — вмятина стала больше. Из глаз, рта и носа Святослава хлынула кровь.
— Он мёртв, хватит, — сказал я.
Вероника отпустила Святослава. Бездыханное тело со смятой головой упало на асфальт. На плацу царила тишина. Князья, что стояли полукругом, молча наблюдали, как свершается возмездие. Вероника замерла, с ненавистью глядя на изуродованный труп, словно хотела убить его ещё раз.
— Правосудие свершилось, пойдём, — я обнял её за плечи и повёл прочь.
И вдруг Вероника разрыдалась. Она уткнулась мне в грудь и заплакала, а я прижал её к себе и просто ждал, пока она не выпустит всю ту боль, которая копилась в её сердце последние недели. Слова тут были излишни.
Максимилиан Сергеевич позвонил мне через день.
Был вечер, я сидел дома и изучал правовые акты, касающиеся работы дружины. Вероника в другой комнате готовилась к экзаменам, которые в связи с форс-мажором отсрочили для неё до конца июня.
Мы с Вероникой буквально на днях переселились в мою городскую квартиру — ту самую, в которой осенью пришлось отбиваться от увээровцев. Оля же сейчас жила в доме отца. Она перебралась туда сразу после того, как я выкупил у неё долю компании «Звезда». Теперь ей вряд ли стоило опасаться за свою жизнь. Иное дело — мне. Я всё ещё побаивался, что Голицын решит уничтожить меня так же, как уничтожил Ростислава Борецкого.
Звонка от Белозёрского я не ждал, но и не сильно ему удивился. Мы иногда созванивались напрямую, когда возникал какой-нибудь важный вопрос.
— Артём, надеюсь, новость обрадует вас, — объявил Максимилиан Сергеевич. — Сегодня у меня состоялась конференция с канцлером. Похоже, в отношениях с Москвой наметился перелом.
— В каком смысле? Канцлер идёт на мировую? Или наоборот?
— Я бы сказал, видны позитивные изменения. Канцлер рассмотрел наше законодательство и заявил, что нарушений в нём не видит. Дело сдвинулось с мёртвой точки. Но я звоню по другому поводу. Давненько вы у нас не гостили. Сейчас мы все заняты вопросами глобального характера, но иногда надо отвлекаться. Что скажете насчёт ужина в тесном семейном кругу?
— Я только «за». Отвлекаться нужно, — согласился я, понимая, к чему клонит Максимилиан Сергеевич. Возможно, он снова решил поднять вопрос нашего с Ксенией венчания. Мы как раз договаривались вернуться к данной теме летом после того, как девушка окончит академию.
— Как насчёт субботнего вечера? Часов в шесть, например?
Я согласился, и мы с Максимилианом Сергеевичем попрощались, но не успел я вернуться к своим делам, как на смарте снова заиграла мелодия. На этот раз номер высвечивался незнакомый.
— Добрый вечер, Артём Эдуардович, — поздоровался со мной звонивший. — Меня зовут Николай Голицыны. Я много слышал о вас. Теперь хотел бы пообщаться лично.
Для меня это стало полнейшей неожиданностью: звонил мне сам канцлер.
Глава 21
На экране смарта появилось холёное лицо светловолосого мужчины средних лет. Канцлеру было уже за пятьдесят, но выглядел он очень молодо для своего возраста.