Наследник древней силы 4. Вражда

Под конец выступления Максимилиан выразил намерение сделать Новгород столицей Союза. Я уже слышал о подобных чаяниях местной знати, но прежде это так открыто не декларировалось.

После окончания речи все начали расходиться. Максимилиан Сергеевич, увидев меня, подозвал к себе. Он общался с четырьмя важными шишками и, когда я подошёл, представил меня им. Его широкой конопатое лицо буквально светилось торжеством и самодовольством.

— Так вот, господа, — сказал он, — в этот непростой период Артём Эдуардович сделал для нашего княжества очень многое. Именно он взял инициативу в свои руки в критический момент и прогнал врага из Новгорода.

— Рад, что помог, — произнёс я без особого энтузиазма. — Я сделал то, что сделал бы каждый на моём месте.

— Каков ваш настрой на будущее?

— Защищать Новгород и семью, развивать своё дело, — пожал я плечами. — Время покажет.

— Это хорошо. Потому что вам и дальше предстоит выполнять прежнюю роль. Пусть вас назначил не я, но дружина и впредь желает видеть вас воеводой, и я с уважением отношусь к её выбору. Вот и руководите. Только теперь уже официально. Что скажете?

— Почту за честь, — ответил я учтиво. — Значит, будем работать дальше

Последняя надежда на то, что я в скором времени скину тяжкую ношу новгородского воеводы, улетучилась. Великий князь официально назначил меня на данную должность. Не сказать, что мне очень хотелось этим заниматься, но с другой стороны, я привык к дружине, а мои сотники привыкли к моему руководству. Где-то в глубине души появилось чувство удовлетворённости текущим положением вещей, как будто я находился там, где мне и полагалось находиться, и делал то, что должен. Возможно, это действительно было так, ведь в последнее время чутьё никогда меня не обманывало.

Вечером того же дня Максимилиан Сергеевич позвонил и сказал, что в следующий понедельник я должен буду предоставить отчёт о состоянии дружины. У меня и самого имелись некоторые вопросы, касающиеся, в основном, финансирования, но сейчас великий князь был завален делами по горло, поэтому я решил до понедельника не тормошить его.

В пятницу Белозёрский позвонил снова. На этот раз новость оказалась ещё более неожиданной. Канцлер согласился на переговоры с новгородским руководством, и я должен был в них участвовать.

Глава 20

Дом, где планировалось провести переговоры, находился недалеко от Велижа — одного из городов Смоленского княжества. Тут была усадьба кого-то из местной знати, большая, старая и давно пустующая. Но сегодня в ней царило оживление: перед домом стояли внедорожники, повсюду мелькали люди в костюмах. На огороженной площадке у крыльца расположились два лимузина и минивен. Делегация Голицыных уже ждала нас.

Мы въехали на территорию усадьбы и тоже припарковались возле крыльца. Весь транспорт, на котором мы добирались из аэропорта — лимузин и машины сопровождения — нам предоставили смоляне, как и охрану для места встречи. Местный великий князь выступил гарантом безопасности, а дружинный воевода — распорядителем на переговорах. Смоленск занимал нейтральную позицию, и потому было решено встретиться именно здесь.

Как с нашей стороны, так и со стороны канцлера прибыли по два человека. Новгород представляли я и Станислав Родионович Вельский — глава посольского приказа, а союзное руководство отправило воеводу московской дружины и министра внутренних отношений. Максимилиан Белозёрский и Николай Голицын не поехали. После всех событий личные встречи на столь высоком уровне казались весьма рискованными.

Вельский был низкорослым и худощавым, носил очки, а над его верхней губой росли тонкие усики. Он имел второй ранг мастерства и являлся одним из самых сильных людей Новгорода, хоть с виду и не скажешь. Из Москвы тоже приехали мощные энергетики: воевода — второй ранг, министр — третий. Вот только вряд ли нам стоило их бояться: для меня ни один, ни другой угрозы не представляли. Да и смоляне были заинтересованы в том, чтобы встреча не закончилась дракой.

И всё же Вельский беспокоился, что нас попытаются убить.

— Канцлер считает нас мятежниками, — напомнил он, когда мы ехали аэропорта. — Если он захочет избавиться он нас, его вряд что-то остановит.

— Я остановлю, — заверил я. — Но не думаю, что он станет так рисковать. Это — политическое самоубийство. Его позиции и без того слишком шатки.

— Голицын сам попросил, чтобы вы присутствовали. Возможно, он затеял очередное коварство.

Опасения Вельского были понятны. Голицыны хотели избавиться от меня и могли использовать для этой цели переговоры. Вот только я не чувствовал ни тревоги, ни какой-либо напряжённости, как это обычно случалось перед сражениями. В душе царил покой. Похоже, нам ничего не грозило.

— Обычно я чувствую близость драки, — сказал я. — Сейчас этого нет.

— Дай Бог, чтобы ваше чутьё не подвело. Но готовиться надо к худшему.