Наше неушедшее время

До 1956 года в советской политике страны Востока (кроме Китая) и Африки не занимали существенного места. Продолжалось проведенное Сталиным «освоение» Восточной и Центральной Европы.

Конец 1955-го и начало 1956-го – поворот в советской внешней политике в отношении к событиям на Востоке. Теперь уже не все помнят, насколько резким и крутым он был.

Ведь Сталин когда-то в статье «Марксизм и национальный вопрос» сформулировал свою позицию так: «…вообще пролетариат не поддержит так называемые “национально-освободительные” движения, поскольку до сих пор все такие движения действовали в интересах буржуазии»[89]. Статью эту Сталин включил и в свое собрание сочинений, изданное уже после Отечественной войны. Так что это положение оставалось основой советской политики в отношении стран Африки и Азии.

Действовало оно и после того, как провозгласили свой суверенитет ведущие страны Азии: Индия, Пакистан, Индонезия, Бирма… Венцом этой политики стало закрытие, уже после смерти Сталина, в 1954-м, Московского института востоковедения, высшего учебного заведения, готовившего востоковедов. (Среди них был и Е.М. Примаков.)

Лидеров афро-азиатских стран нередко называли в советской пропаганде лакеями империализма, прислужниками колониальных метрополий. Эту линию вынуждены были поддерживать и востоковеды. К сожалению, даже лучшие. Крупнейший индолог Игорь Михайлович Рейснер в статье «Ганди», опубликованной в «Малой советской энциклопедии» еще до Второй мировой войны, писал: «Теперь Г. не имеет прежн. влияния, т. к. он больше не нужен ни национ. буржуазии, пошедшей на открытую сделку с Англией, ни массам, потерявшим веру в Ганди». И даже в 1948-м, когда Индия отмечала первую годовщину независимости, в статье о Ганди в «Дипломатическом словаре» провозглашение независимости Индии даже не упомянуто, а упор сделан на «постоянном стремлении руководителей индийского национального движения избегать революционных методов действия».

В 1950-м Е.М. Жуков, тогда директор Тихоокеанского института, издал работу «Сталин и национально-освободительная борьба народов в странах Востока». В ней очень высоко оценивалась победа коммунистов в Китае, а о других странах Востока говорилось так: «Господство идеологии буржуазного национализма влечет за собой в конечном счете капитуляцию перед империализмом. Об этом свидетельствует предательская политика буржуазных националистов в Индии, Индонезии, Палестине».

Если не помнить всего этого, невозможно понять, в каком же сложном положении было востоковедение.

* * *

Перелом в отношении к событиям на Востоке начался в советской геополитике с запозданием. Должно быть, руководство СССР осознало важность первой конференции афро-азиатских стран (Бандунг, 18–24 апреля 1955 года). Первая зарубежная поездка советских лидеров послесталинского времени – Хрущёва и Булганина – состоялась именно в страны Востока: в Индию, Бирму и Афганистан. Это был официальный «визит доброй воли», и продолжался он необычно долго для зарубежных визитов. Целый месяц, с 18 ноября по 19 декабря 1955 года. И это было начало.

Изменение геополитики было проведено XX съездом КПСС в феврале 1956-го. И хотя задержка с переменой отношения к новым режимам стран Востока определялась, конечно, партийной политикой сталинского времени, вину свалили на востоковедов. А.И. Микоян с трибуны съезда заявил: «…есть в системе Академии наук институт, занимающийся вопросами Востока, но про него можно сказать, что если весь Восток в наше время пробудился, то этот институт дремлет и по сей день». Судя по стенограмме, за этими словами последовали еще более резкие (но они не вошли в опубликованный текст): «Говорят, что там изучение истории еле дошло до рождения Христа (оживление в зале. Смех). Не пора ли ему подняться до требований нашего времени?»[90].

И началась резкая переориентация. Президиум Академии наук 7 сентября 1956-го принял решение «О задачах и структуре Института востоковедения». Институту – неслыханное дело! – давали собственное издательство: издательство восточной литературы. И второй журнал (один уже был) – специально для изучения современных проблем Востока.

Решено было создать в Институте и отдел Африки. Сотрудников для этого отдела найти оказалось трудно. Ни один из московских вузов африканистов не готовил. Так что оказалось: я нужен. И с ноября 1956-го я – сотрудник этого отдела.

Как было строить работу в коллективах, составленных из людей, которые никогда Африку не изучали? На базе этого отдела в 1959–1960-м возник Институт Африки. В 1960–1962-м в МГУ появилась кафедра африканистики. В 1959–1960-м – отдел Африки в Министерстве иностранных дел. Африка заняла важное место в деятельности ряда советских общественных организаций.