Нас больше нет

– Как минимум, видеть такое равнодушие в ваших глазах обидно, – засмеялся Андрей Сергеевич. – Над вами полтора месяца днями и ночами работала команда моих ученых, мы совершили немыслимых масштабов открытие, а вы смотрите так, будто я на ваших глазах убил всю вашу семью.

– Где вы были двадцать лет назад? – с горечью воскликнула Марина. – Пожалуй, как человек из околонаучной, пусть и гуманитарной, среды, я вам безмерно признательна. Это феноменальное достижение – вернуть человеческий облик мутанту. Но как этот самый мутант, я вас ненавижу. Вы вернули мне не только разум, но и память. А она хранит то, что стоило бы забыть.

– Что ж, чисто по-человечески я вам даже сочувствую. В какой-то мере. Я поражен, как вы не сошли с ума, мы запоздало поняли, что память к вам вернется, и вводить транквилизаторы было уже бесполезно, вы справились сами.

– Как вам удалось прервать мутацию? – Алексеева прямо задала мучающий ее вопрос.

– Прервать? Зачем? Мы запустили в вашем организме процесс реверсии. Вы еще не поняли, Марина? Про пластохинон нам было известно намного раньше, чем вам.

Женщина с недоверием покосилась на Рябушева.

– Этого не может быть. Бункер в Раменках был в полной изоляции, тайну эс-кей-кью-один, кроме меня, знали два человека, и оба мертвы.

Полковник неторопливо подошел к сейфу и вытащил оттуда пожелтевшую от времени папку. Положил ее на стол перед Мариной.

– Этого не может быть, – с ужасом выговорила женщина. – Не верю своим глазам.

На обложке значилось: «Отв.: зав. лаб. экспериментальной генетики и фармацевтики Кругликова О. Е.» Внутри, помимо документов, обнаружился смятый некогда лист бумаги: «Разработка лаборатории геронтологии НИИ экспериментальной фармацевтики. Пластохинон. Ампулы, 1000 шт. Кодовое название: SKQ1. Доставить: Генштаб. Срочность: высокая. Секретность: совершенно секретно. Отв.: зав. лаб. геронтологии и генетики проф. О. Е. Кругликова. НИИ эксп. фарм.»

Женщине казалось, что ее затягивает в бесконечный черный водоворот. Из комнаты пропал весь воздух, в глазах потемнело, а в голове тяжким молотом стучала одна-единственная мысль: «Этого не может быть!» Алексеева словно вернулась на двадцать лет назад, ощущая себя растерянной, перепуганной девчонкой посреди исковерканного Катастрофой мира.

– Теперь вы поняли? Мы с вами, оказывается, знакомы куда дольше, чем вы или я могли себе представить. Меня позабавило, как вы описали бегство из НИИ, мне тогда это виделось совсем иначе. Вы стащили пластохинон, но так легкомысленно оставили папку с ценнейшими документами прямо на лестнице. Листок с описанием препарата обнаружился за шкафом, мне стало ясно, что конкуренты унесли то, за чем явилась моя группа. Бойцы, которые пустились в погоню, оказались на редкость бестолковыми, они потеряли вас в лабиринтах института и не догадались спуститься в подвал. Двадцать лет меня и Геннадия, которого вы знаете как Доктора Менгеле, затеявшего всю эту авантюру, грызла мысль о том, что где-то в Москве есть люди, принимающие вожделенный эс-кей-кью, живой подопытный материал для эксперимента. Мы даже пару раз повторили вылазку в Раменки в попытке найти вас, но – снимаю шляпу! Вы берегли свои тайны как зеницу ока, нам пришлось вернуться с пустыми руками. Теперь вы понимаете, что я испытал, когда прочитал ваш дневник? – на лице полковника проскользнуло плохо скрываемое возбуждение.

– Этого не может быть… – твердила Марина, едва не падая в обморок от головокружения.

– Ну что вы заладили, право слово. Выпейте чаю, успокойтесь, давайте поговорим конструктивно, – беззлобно попросил Рябушев.

Алексеева тряхнула головой, пытаясь придти в себя.

– Откуда вам было известно про пластохинон?

– Раз уж пошли разговоры начистоту, так и быть, отвечу. Вы верите в провидение? Мне пришлось поверить. Впрочем, неважно. О препарате знал Гена. Молодой ученый-биолог, он тоже участвовал в проекте Генштаба по созданию этого препарата. Кстати, он – гений своего дела, истинный подвижник. Невыносимый, высокомерный, очень жестокий, однако безупречный экспериментатор и просто кладезь знаний. Он лично знал Ольгу Кругликову, даже одно время хотел писать докторскую диссертацию под ее руководством, и был в курсе того, чем занимаются в НИИ экспериментальной фармацевтики. Ну а мы с ним познакомились уже после Катастрофы. В Мытищи его занесло такой же волей судьбы, как вас – в Раменки. У него тут была барышня, и в тот страшный день они гуляли по парку, когда услышали вой сирены. Ему хватило ума бежать в сторону военной части, а мне хватило благородства впустить его внутрь. Так и свели знакомство. Он все бредил своим пластохиноном, умолял меня выпустить его на поверхность, хотел пешком идти в Москву. Почему-то я ему поверил, и моя ставка сыграла. Под предлогом разведки мы выпросили у руководства машину, бойцов и помчались в НИИ. Там и встретили вас. Гена был просто вне себя от ярости, он немного успокоился лишь тогда, когда нашел папку. Ну а дальше неинтересно.

– Как вам удалось остановить мою мутацию, вы так и не сказали, – напомнила Марина, окончательно успокоившись.