Напролом

— Удачи тебе, — сказал он. — Ты заходи, если что.

Я поблагодарил его, поймал такси и вернулся в гостиницу, думая о том, что как раз сейчас печатается «Знамя», а опровержения в нем нет. Еще я думал о Леггате и обо всех, кто стоит за ним: юристы, Нестор Полгейт, Таг Танни, Оуэн Уаттс, Джей Эрскин. Думал о фуриях, которых нечаянно спустил с цепи.

«Мы тебе объясним, что есть люди, которыми вертеть нельзя», — сказал один из этих, с ножами. Что ж, объяснили…

В агентстве по найму автомобилей сообщили; что мне повезло: «мерседес» у них есть. Вот ключи, а сама машина — в подземном гараже. Если я соберусь куда-то ехать, портье мне ее покажет. Я поблагодарил их. Мне ответили: «Мы работаем для вас!»

Придя к себе, я заказал обед в номер и позвонил Уайкему, рассказать, как победили его победители. Это вернуло мне хотя бы тень сегодняшнего радостного подъема.

— С ними все в порядке? — спросил я.

— Да, едят как обычно. У Даулагири такой вид, словно ему пришлось тяжело, но Дасти говорит, что он выиграл без особого труда.

— Даулагири молодец! — сказал я. — Все они молодцы. А Кинли — один из лучших коней, какие у вас когда-либо были.

Мы поговорили о будущем Кинли и о лошадях, которые должны были участвовать в скачках в Аскоте назавтра и в субботу. Для Уайкема октябрь-ноябрь-декабрь были пиком деятельности: лошади приходили в наилучшую форму, и нынешние успехи были ожидаемыми и запланированными.

С тридцатого сентября по Новый год Уайкем выставлял каждую из своих лошадей на скачки как можно чаще. «Лови момент!» — говаривал он. После Рождества скачкам препятствовали метели и морозы, и в конюшне наступало время зимовки — отдыха, восстановления сил и подготовки ко второй вспышке активности в марте. Моя жизнь в основном подчинялась тем же ритмам. Они были такими же естественными для меня, как и для лошадей Уайкема.

— Ну иди отдыхай, — благодушно сказал он наконец. — Завтра у тебя шесть заездов, а в субботу еще пять. Иди поспи.

— Ладно, — сказал я. — Спокойной ночи, Уайкем.

— Спокойной ночи, Пол.

Мне принесли обед. Я поел и выпил немного вина, одновременно дозваниваясь другим тренерам, оставлявшим мне сообщения, потом позвонил Розе Квинс.

— Четыре победы! — сказала она. — Круто, ничего не скажешь.

— Всяко бывает.

— Да, конечно. Пусть это послужит для вас утешением, старина. У меня для вас плохие новости.

— Какие именно?

— Режиссер «Секретов бизнеса» наотрез отказался отвечать, кто натравил его на Мейнарда Аллардека.

— Но кто-то это сделал?

— Безусловно! Он просто не говорит кто. Я подозреваю, что ему заплатили за то, чтобы он это сделал, не меньше, чем за то, чтобы он этого не делал, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Должно быть, тот, кто ему заплатил за то, чтобы он это сделал, чувствует себя обманутым.

— Беда какая! — сказала она. — Ну пока.

— Постойте! — поспешно сказал я. — А за что посадили Джея Эрскина?

— Я же вам говорила. Помешал ходу судебного разбирательства.

— Но что именно он сделал?

— Насколько я помню, он запугал главного свидетеля обвинения. Тот сбежал за границу и в суд не явился, так что преступнику удалось выкрутиться. А что?

— Так, интересно. А сколько ему дали?

— Пять лет. Но выпустили значительно раньше.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Кстати, мы отчасти квиты. Я воспользовалась вашим советом. Яд подействовал. Меня избавили от владычества шовиниста. Так что спасибо вам и спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Если «Знамени» нужно кого-то запугать, Джей Эрскин это устроит.

Я вздохнул, протер глаза и подумал о Холли, которая давно уже прорывалась ко мне, требуя, чтобы я позвонил. Ей нужны деньги, которые я все еще носил на себе в поясе, и мне придется убедить ее или Бобби подъехать завтра утром в Лондон либо в Аскот и забрать их.

И еще придется сказать ей, что мне так и не удалось добиться, чтобы «Знамя» напечатало опровержение. Что ее с Бобби адвокаты могут трудиться сто лет подряд, но так ничего и не выгрызут. Что если мы во всеуслышание объявим, что их разговоры прослушивались, это, конечно, доставит «Знамени» некоторые неприятности, но не заставит их банкира передумать. Я неохотно набрал номер Холли.

— За деньгами? — сказала она. — Конечно, приедем. Да подожди ты болтать! Выслушай сначала.

— Ладно.

— Звонил Сэм Леггат. Редактор «Знамени».

— Он звонил? Когда?

— С час назад. Или часа полтора. Около семи. Он сказал, что ты в Лондоне, где-то в районе Найтсбриджа, и спрашивал, не знаю ли я, где ты остановился.

— А что ты сказала? — с тревогой спросил я.

— Я ему сказала, где ты ночевал накануне. Посоветовала обратиться туда. Он сказал, что это не в Найтсбридже, и я ответила, что нет, конечно, но есть такая штука — «такси» называется. Во всяком случае, он говорил, у него к тебе срочное дело. Попросил меня записать. Он говорил, что опровержение печатается и будет разослано всем, кому надо.

— Как! Господи, что ж ты сразу-то не сказала?

— Но ведь ты и так вчера говорил, что его напечатают. В смысле, я думала, ты знаешь…

— Боже всемогущий! — сказал я.