Написано кровью моего сердца

— Да! Прошу сюда. — Девушка отошла, пропуская нас внутрь, и показала на дальнюю часть дома. Рядом с ней стоял чернокожий слуга средних лет; он поклонился, когда я глянула на него, и повел нас через длинный коридор к задней лестнице, по которой мы затем поднялись наверх.

По дороге хозяйка запоздало представилась — ее звали Маргарет Шиппен — и извинилась за отсутствие родителей. Отца, как она сказала, вызвали куда-то по делам.

Раньше меня официально не представляли Пегги Шиппен, однако я ее видела и кое-что о ней знала — она занималась организацией Мискьянцы, праздника в честь генерала Хоу, и хотя на сам бал отец ее не пустил, все собравшиеся активно обсуждали Маргарет, а я пару раз замечала изысканно одетую девушку на других приемах, куда ходила с Джоном.

«Вызвали по делам», правда? Услышав это, Джейми едва заметно пожал плечами. Скорее всего, Эдвард Шиппен просто хотел избежать какой-либо связи с произошедшим и упоминаний о несчастье с его племянником. Сейчас не лучшее время и место, чтобы подчеркивать лоялистские настроения в семье.

Мисс Шиппен провела нас в небольшую спальню на третьем этаже, где на кровати покоилось нечто темное и человекообразное. Вместе с запахом дегтя и крови до нас донесся чуть слышный стон. Судя по всему, он исходил от Тенча Бледсоу — и кто только придумал ему такое имя[126]? Насколько я знала, линь — это ничем не примечательная рыба из семейства карповых.

— Мистер Бледсоу? — тихо обратилась я к больному, поставив корзину на небольшой столик. В свете единственной свечи я видела его лицо — вернее, только половину. Другая половина, как и бо́льшая часть головы и шеи, была перемазана дегтем. Присмотревшись, я поняла, что передо мной — невзрачного вида молодой человек с крупным, похожим на клюв носом. Черты, в которых не проскальзывало ничего рыбьего, исказились от мучительной боли.

— Да, — на выдохе отозвался парень и сжал губы так крепко, будто даже одно слово, сорвавшееся с них, могло забрать последние силы, с которыми он цеплялся за жизнь.

— Меня зовут миссис Фрэзер. — Я положила руку ему на плечо, и по телу Тенча пробежала дрожь, словно от электрического разряда. — Я пришла помочь вам.

Он услышал меня и нервно кивнул. Больному явно давали бренди: запах чувствовался даже среди зловония соснового дегтя, на столе стоял полупустой графин.

— У вас в доме есть настойка опия? — спросила я у Пегги. Долгого действия опий не обеспечит, но большая доза поможет Тенчу перенести самую неприятную подготовительную часть.

Пегги была совсем юной — лет восемнадцати, не больше, — однако очень внимательной и при этом сдержанной девушкой, а еще очень симпатичной. Она кивнула и, шурша юбками, вышла из комнаты, пробормотав что-то слуге. Ну конечно, не пошлет же Пегги его за опием. Такие вещи обычно хранятся у хозяев, в запертом на замок шкафчике.

— Чем я могу помочь, саксоночка? — тихонько спросил у меня Джейми, словно боясь помешать болезненной сосредоточенности Тенча.

— Давай-ка разденем его. — К счастью, нападавшие не сняли с несчастного одежду, да и деготь на тот момент не был горячим как кипяток, иначе бы тут стоял тошнотворный запах обожженной плоти, а не только волос. Сосновый деготь отличается от дорожного, которым стали пользоваться в последующие века; он является побочным продуктом дистилляции скипидара — довольно мягким и не требующим кипячения перед тем, как его нанести.

К сожалению, ноге Тенча не повезло; когда Джейми откинул простынь, стало ясно, откуда идет такой сильный металлический запах. Все постельное белье пропиталось кровью, в тусклом освещении она казалась черной.

— Иисус твою Рузвельт Христос, — прошептала я. Тенч лежал с закрытыми глазами, по его бледному лицу текли слезы и капли пота, и он скривился, услышав мои слова.

Стиснув зубы, Джейми достал охотничий нож — такой острый, что можно сбривать волоски на руке. Им он и разрезал рваные чулки и тесные мокрые брюки больного, чтобы я осмотрела рану.

— Кто сделал с вами такое? — спросил Джейми, придерживая руку пациента, когда тот потянулся к раненой ноге.

— Никто, — прохрипел Тенч и закашлял. — Я… я прыгнул с причала, когда он поджег мне голову, и упал одной ногой в грязь. Она крепко застряла, а потом я перевернулся…

Открытый перелом — и очень серьезный. Надломленные концы обеих костей голени торчали в разные стороны. Как он вообще не умер от шока и повреждений и к тому же сутки пролежал на мелководье? Размякшая плоть опухла и покраснела, в раны попала инфекция. Я понюхала, ожидая уловить свойственный гангрене запах, но омертвение еще не началось.

— Поджег? — переспросил Джейми, не веря услышанному, и коснулся потемневшей массы на левой стороне головы парня. — Кто?