— Именно этого я и не желаю. Ты не должна была об этом узнать.
Елена долго откладывала этот момент. Но дальше тянуть было некуда.
— Ты безошибочно нашел меня на празднике, Арэнкин. Откуда ты знал, кто я? Никто кроме лучников не владеет нужным чутьем, даже вы, наги.
— Мне был отдан приказ и дан ориентир, — был ответ.
Елена откинулась в пушистый снег. Легкие облака плыли в вышине. Пустота заполнила ее сердце. Хотелось раствориться в снегу, и более ничего не знать. Не знать того, о чем она смутно догадывалась уже долгое время.
— Как же ты станешь отчитываться за невыполнение?
— Я выполнил. С безукоризненной точностью. Ты на Севере. Больше я прямо не обещал ничего.
Пустота была везде, во всем. Цель исчезла, и достижение ее оказалось таким, будто Елену облили ледяной водой на морозе.
— Что останавливает тебя, Арэнкин? — прошептала она. — Неужели моя жизнь превыше ваших запутанных стремлений?
Он нашел ее руку под снегом, сжал.
— Это не мои стремления, Елена. У меня есть собственные.
— Интересно, в их осуществлении тоже замешана земная кровь?
— Елена! — разозлился он.
— А что мне остается, Арэнкин?! — она разозлилась в ответ. — Только смеяться над всем этим, чтобы не сойти с ума! Мне все ясно. Когда я увижу Вождя? Ты ведь обязательно предоставишь меня в доказательство исполнения приказа.
— Тотчас по его возвращении.
— Превосходно! Я с огромным удовольствием посмотрю в его глаза.
«Он ни разу не подошел ко мне близко. Не снял маску. А голос… Черт возьми, как я не узнала его голос? Возможно, у него другая внешность. Но я его узнаю, о да, узнаю!»
— Гирмэн не собирался мне рассказывать? — медленно проговорила она, разглядывая небо сквозь пальцы.
— Нет. У него был другой план.
— Что тебя ждет за неповиновение Вождю?
— Ничего особенного, — пожал Арэнкин плечами. — Всеобщее презрение, вечное изгнание, пара десятков плетей… Ерунда, мне не привыкать. А если серьезно, то действительно ничего. Гирмэн действовал тайно и не ставил в известность никого, кроме меня.
— Выходит, ты предаешь Вождя.
— А заодно и брата, — Арэнкин прищурился в небо. — Неплохой набор для рассказов потомкам, не находишь?
— Знаешь, что в этом интереснее всего?
— Понятия не имею, — бросил Арэнкин. — На мой взгляд, все избито.
— Нет, не все. Дело в том, что я тебе не верю. Ты что-то недоговариваешь.
— Не верь, — ответил он. — Решай сама. Я ничего доказывать не стану.
Каменные надгробия стремились к вершинам сосен, сосны бороздили бледное небо. Елена закрыла глаза, приложила к губам горсточку снега.
— В таком случае, после встречи с Гирмэном я уйду, — неожиданно спокойно, как о решенном сказала она. И усмехнулась. — Отпустишь?
— Куда ты пойдешь?
— Мне все равно. Куда угодно. В жунскую деревню, к черту на рога…
— Почему?
— Ощущать себя преданной — не самое приятное чувство. Ах да, прости, наверное, больное место…
— Ты далеко не уйдешь, Елена. Тебя выследит Ханг, и Гирмэн станет искать новые пути. И не только они. Пока ты остаешься землянкой, твой след будет приманивать к себе амбициозных правителей.
— Я землянка и изменить это не в силах.
— Я могу дать тебе возможность замаскировать твой след…
— Спокойно, спокойно! — Мейетола перехватила мохнатую лапу в запястье. — Я рядом, мы рядом… Все хорошо, крысеныш, ты жив… Арэнкин, не стой деревом, помоги, нежить тебя забери! Ты что, себя не помнишь?!
Вазашек истошно визжал, упирался, порывался укусить наставников. В его маленьких глазках метался ужас. Он никого не узнавал, рвался обратно. Пасть лабиринта изрыгнула вазашка довольно быстро, но этого хватило, чтобы признать его воином.
Лабиринт представлял собой замкнутый круг с одним выходом. Любому вазашку достаточно пройти пять кругов, нагам — больше. Рекорд прохождения был несколько сотен лет назад установлен вождем Витенегом — он обошел лабиринт по кругу ровно тридцать шесть раз. Арэнкин в свое время сломался на двадцать втором круге. Этого оказалось более чем достаточно для того, чтобы в будущем обходить лабиринт десятой дорогой и приближаться к входу лишь в особенных случаях — например, вытащить юнца, еще ничего не осознающего вокруг себя.
Лабиринт сводил с ума, вытягивал наружу все самые потаенные страхи. Посвящаемый входил, вооруженный одним мечом, и с его помощью сражался с тем, что встречалось ему на пути. С каждым кругом все сложнее, все страшнее, все больше сил требовалось. И, когда в очередной раз показывался вход, посвящаемого раздирали два желания — выскочить из лабиринта, броситься к наставникам, и — идти дальше, заглянуть за поворот. С каждым кругом первое желание все более брало верх… Случалось, посвящаемый погибал на середине пути. Нет, его никто не убивал. Просто вдоль пути раскладывались превосходные ножи из вулканического стекла…
Лабиринт был запретной темой для нагов и юных вазашков. Каждому из них открывались свои собственные страхи.
Юный Арэнкин промчался пятнадцать кругов, как молодой сенгид, лихо вспарывая холодным лезвием воплощенные и живые видения. А потом…