Награда

Шаман вдруг шагнул к лежащему на полу мальчику, поднял руку, словно призывая к молчанию. Раздался низкий, сначала чуть слышный, постепенно нарастающий рев. Люди в испуге отшатнулись. Шаман опустил руку, метнулся к двери. Рев прекратился. Но вдруг, без участия шамана, снова закричал неведомый дух. Апа прислушался, на лице его появилась хитрая улыбка. Он потянулся к трубке, проговорил:

— Однако, пароход кричит.

Первый пациент

В полночь пароход достиг Соргона. Здесь высаживались только супруги Мартыненко. Матросы спустили шлюпку на маслено блестевшую под лучами прожектора воду. Знакомые помогали фельдшеру выгрузить багаж, говорили прощальные слова. Рыжебородый золотоискатель приглашал в Керби. Лодка уже отошла от парохода, а он все кричал:

— Обязательно побывайте в Керби! Понравится — работать останетесь... Народ у нас! На руках будем носить!..

Шлюпка ходко подошла к темному берегу. Кое-где волчьими глазами горели огненные точки: не то костры, не то жирники в окнах невидимых фанз. Залаяли собаки.

Груше стало не по себе, она зябко повела плечами: прохладно ночью на Амуре даже летом. Матвей Алексеевич понимал состояние жены, нашел в темноте ее руку, пожал: «Все будет хорошо, не трусь, Груша». — «А я трушу? Просто холодно мне...»

— Сюда, сюда, Матвей! — неожиданно послышался с берега мужской голос. В руках стоявшего у самой воды человека вспыхнул кусочек бересты и осветил его низкорослую фигуру. Матвей Алексеевич узнал нанайца Бельды. Шлюпка мягко ткнулась в берег. Матросы быстро вынесли багаж Мартыненко и отгребли к пароходу.

Несмотря на малый рост и худобу, Бельды ловко взвалил на себя два больших чемодана гостей и сказал:

— По моей дороге идите.

Стараясь не потерять из виду смутно белевшую впереди фигуру проводника, Матвей Алексеевич и Груша шли по тропинке, то и дело спотыкаясь о корни деревьев и болотные высокие кочки. Запахло гнилой рыбой. Вскоре показались очертания каких-то строений. Лениво сбрехнула собака. Где-то тоненьким голосом тянул плачущую ногу ребенок или женщина. Столько тоски и боли было в этом голосе, что Матвею Алексеевичу стало не по себе.

— Кто-то помер, однако, — равнодушно проговорил Бельды, остановившись, чтобы переложить чемоданы с одного плеча на другое. — Каждый день помирай... Совсем плохо...

Казалось, что конца пути не будет. Приходилось торопиться, чтобы не отстать от Бельды, шагавшего неутомимой ровной походкой. Лишь изредка он останавливался и предупреждал:

— Осторожно, яма тут.

Матвей Алексеевич предполагал, что старик ведет их к себе домой. Но Бельды вдруг свернул в сторону от стойбища. Об этом можно было догадаться по запаху: не так сильно стало вонять гнилой рыбой. Тропинка провела путников через густой кустарник, и внизу, под бугром, Мартыненко увидел яркий огонь, отражавшийся в воде. Горел, потрескивая, смоляной факел, прикрепленный к носу лодки. Две фигуры чернели в лодке. Один стоял с веслом на корме, другой сидел.

— Иннокентий, мы опять к реке вышли? — спросил удивленный Матвей Алексеевич.

— Не река, протока Тайхин. А в лодке — председатель Сергей Киле с русской бабой, однако, тебя встречать приехали. Мне Сергей велел сюда тебя приводить, — разъяснил старик.

Переправились на противоположный берег протоки. И только здесь, на берегу, молчавшая до сих пор женщина сказала:

— Теперь давайте знакомиться:    Мария Щука, член сельсовета. Наш председатель Сергей Киле... С мужем я здесь живу. Недавно. Заболел муж, тиф тоже, — женщина вздохнула. — Мы вам жилье приготовили. Так ждали, так ждали!..

Скоро вещи Мартыненко были свалены на полу, посередине небольшого дома с очагом в углу. Пахло свежим сеном, настланным на деревянные топчаны. Иннокентий принес холодной рыбы. Ели и неторопливо беседовали. Только сейчас Матвей Алексеевич понял, что Гайдуков ничуть не преувеличивал трудностей, когда посылал его в Соргон. Больные тифом были во многих семьях. Это — при полном отсутствии медицинских работников, медикаментов.

Рассказывала больше Мария. Сергей Киле поддакивал ей, изредка вставляя короткие замечания. По этим репликам можно было догадаться, что Сергей мало говорит не потому, что ему нечего сказать, а скорее по природной своей сдержанности. Матвей Алексеевич заметил также, что Сергей уважает маленькую худенькую женщину, чем-то напоминавшую жену Грушу. Такая же мягкая улыбка, певучий грудной голос, такая же рассудительность. Мария сказала, что она и ее муж Петр — коммунисты. В стойбище их послал Далькрайком.

— Кооперативную работу налаживать, новую жизнь, а тут — болезнь. И Петр заразился. Сейчас, правда, пошел на поправку.

— Может, сходим, посмотрим вашего мужа, — предложил Матвей Алексеевич.

— Ему лучше, спасибо, — удержала его Мария. — Отдыхайте, а мы с Сергеем пойдем. Завтра утром будем у вас.