Награда

— Я эту вакцину чуть не зубами вырвал, — обеспокоенно проговорил Матвей Алексеевич. — Надо в безопасное место переставить.

— Медикаментов мало, Матвей. Даже карболки мало.

— Гайдуков обещал помочь. И письмо дал в уездный здравотдел.

Гайдуков — председатель Комитета народов Севера, уже полысевший, с искривленной от ранения рукой. Он долго беседовал с Матвеем Алексеевичем и Грушей перед отъездом, без утайки обрисовал положение дел в стойбище, куда им предстояло ехать. «Будет трудно. Чертовски трудно! — подчеркнул Гайдуков, потирая лоб ладонью. — И не двоим бы вам ехать, а десятерым. Но людей нет». Он подвел Мартыненко к большой карте края, висевшей на стене кабинета, и называл селения, добавляя: «Ни одного медицинского работника». «Было и труднее...» — нахмурился Матвей Алексеевич. Груша лукаво покосилась на мужа. Гайдуков перехватил ее взгляд, широко улыбнулся. «Конечно, было труднее, — согласился он. — Беляков труднее бить, а побили. Советскую власть завоевали. Теперь укреплять ее будем, новую жизнь строить».

На пароходе все уже проснулись. Громко переговаривались женщины, черпая ведрами забортную воду, плакали ребятишки, пиликала чья-то гармошка. Мужчины, покуривая крепкую махорку, деловито рассуждали о достоинствах здешних мест.

— Вы, братишки, если у вас решено нетвердо, к нам в Керби подавайтесь, — горячо убеждал собеседников рыжебородый старатель. Вчера он обратился к Матвею Алексеевичу с просьбой дать каких ни на есть порошков: «Жена головой мучается». Потом прибегал благодарить: «Полегчало, спасибо, доктор. Случится попасть в Керби, первым гостем будешь».

Рыжебородый подошел к Матвею Алексеевичу.

— Тебе сходить скоро, доктор. Говорят, Соргон к ночи будет.

Матвей Алексеевич не успел ответить. Оглушительно заревел гудок, пароход боком придвинулся к берегу. Когда гудок умолк, капитан с седыми бачками закричал в мегафон:

— Граждане-товарищи! Сейчас грузить дрова будем. Прошу пассажиров помочь.

— Матросы пускай грузят, — ответил недовольный голос из толпы мужчин.

— Мы за билет деньги платили, — поддержали его.

— Есть охота одежду рвать!

— Да поймите, граждане-товарищи, — увещевал капитан, — себя задержите. А если всем взяться, через часик отчалим.

Говорил он это без раздражения и беспокойства. Знал, видимо, что без воркотни не обойдется. И верно, как только бросили сходни, пассажиры побежали к поленнице, и вереница людей с лиственничными поленьями на плече потянулась на пароход. Таскал дрова и Матвей Алексеевич, выбирая чурки потолще. А потом, в ожидании, пока механики исправят какое-то повреждение в машине, пассажиры кипятили на берегу чай и варили похлебку.

Мартыненко шел по сходням на пароход, когда его окликнул старик нанаец. Он стоял в плоскодонной тупоносой лодке, привязанной к стойке трапа. Старик держал на вытянутой руке двух сверкающих на солнце сазанов.

— Купи, хозяин! — крикнул старик.

Матвей Алексеевич спрыгнул в лодку старика, присел на банку.

— Сколько? — спросил он, любуясь рыбинами, и полез в карман за кошельком. — А ведь я тебя где-то видел.

— Утром пароход бежал мимо, я кричал маленько, рыбу меняй, — объяснил старик. — Потом вас догонял. Шибко тихо пароход, ходи. Лодка Иннокентия Бельды быстрее бегай, — рыбак засмеялся тоненько и довольно.

— Так сколько тебе за рыбу?

— Нисколько! — испуганно ответил старик. — Деньги не надо, табак надо, табак меняй.

Матвей Алексеевич не курил, но табак у него имелся. Он принес пачку махорки. Старик немедленно набил табаком длинную, оправленную медью трубку и с наслаждением затянулся. А Матвей Алексеевич тут же в лодке принялся потрошить рыбу.

— Шибко хороший табак! — одобрительно заметил повеселевший старик. — Деньги зачем? Табак — хорошо!

Глаза нанайца хитро прищурились, он наклонился к Матвею Алексеевичу и шепотом спросил:

— Тебе водка есть? На лису-крестовку меняй? В Соргоне у меня лиса есть, два колонка есть.

— Водки у меня нет, не пью и тебе не советую — сурово сказал Мартыненко. — А ты сам из Соргона?

— Соргонский я, — помрачнел старик. — Шибко плохо люди живут.

— Давно из Соргона?

— Два дня.

— Ну что, сильно болеют люди?

— Ай-яй, сильно! Плохо, шибко плохо в стойбище. Много люди нанай умирай. У меня племянник помирай, жена его помирай. Один остался. — Лицо старика сморщилось, глаза потускнели. — Много фанзы совсем пустые. Очень плохо. Однако, сильный черт в Соргон пришел. Самый большой шаман не справится с этим чертом. Большая беда!

Матвею Алексеевичу стало неудобно перед стариком за свою невольную суровость. Он закончил чистить рыбу и, поднимаясь, сказал:

— Я фельдшер, в Соргон еду, лечить людей буду, понимаешь? Ты, Бельды, помоги мне высадиться, я Соргона не знаю, не бывал там.

— Помогу, помогу, — охотно согласился нанаец. — Я раньше, однако, дома буду. Встречать буду. Как зовут тебя? Матвей? Хорошо, Матвей.

Видно, сообщение фельдшера, что он едет лечить его земляков, не произвело особого впечатления на старика. Вряд ли старый рыбак, никогда в жизни не видевший врача, понял смысл этих слов.