Награда

К вечеру пароход отчалил от берега. Матвей Алексеевич поискал глазами лодку нового знакомого, но старик, видимо, уехал.

Апа сидит на покрытом кошмой кане в просторной горнице своего нового дома и наблюдает, как при слабом свете жирника старшая жена и дочери готовятся к приходу шамана.

«Я самый умный в стойбище, — самодовольно думает Апа. — Правда, очень умные люди китаец Ли — продавец кооперативной лавки, очень умный дядя его, старый Чжан. О-о! Это умные люди». Их уважает и побаивается Апа, бывший старшинка стойбища и самый богатый в округе человек.

«Ли и Чжан ловки, как соболь». Апа зажмурил глаза, прищелкнул языком и тихонько хихикнул. Кто научил его, Апу, не перечить председателю сельсовета Сергею Киле, когда тот предложил, чтобы жители Соргона переселились с затопляемого острова на высокий и сухой берег Амура? Они научили. «Других отговаривай, сам уезжай», — говорили они. И Апа переехал. Даже Киле удивился. Что ты понимаешь, Киле! Ты щенок по сравнению с бывшим старшинкой Апой, которого сам царь наградил медалью.

Апа вспомнил, что произошло сегодня, и печально засопел, сгоняя с безобразного лица самодовольную улыбку. Сын Апы от молодой жены Сайлы, веселый, как птица, сын Чокчо заболел, злой дух вселился и мальчика. Второй день горит в огне сын Апы, никого не узнает.

Апа не даст умереть Чокчо. Сегодня он пригласил самого сильного в тайге шамана Пору, что живет одиноко на острове. Пору призовет на помощь самых главных духов, и они спасут мальчика. Скоро, однако, придет Пору, надо собирать родичей. А куда запропастилась Сайла? До чего ж строптивая молодая жена и непокорная, как кабарга. Давно нужно бы поколотить ее за непослушание, как советовал китаец Ли. Апа чувствует, как гневом наполняется его сердце, и громко зовет:

— Сайла!

Женщины на минуту замирают на месте. Апа прислушивается, косясь на открытое окно. Но слышен лишь гортанный хор лягушек и далекий лай собак.

В темном углу на кане застонал Чокчо. Апа сморщился, как от зубной боли, зажмурил глаза. Жалко Чокчо, единственный сын. Крепко вцепились злые духи в слабое тельце пятилетнего ребенка. «Имя надо переменить ему, чтобы злого духа запутать», — думает Апа. И снова кричит гневно:

— Сайла!

А Сайла стоит за домом, прижавшись к бревенчатой стене, нагретой за день жарким солнцем, и плачет. Она смотрит на небо, звезды расплываются, дробятся, сдвигаются с места. Духи, вы живете со звездами, спасите сына Сайлы, ей и так тяжело жить в доме старого и сердитого мужа. Горька жизнь женщины, а тут еще сын заболел, бедный Чокчо. Духи, спасите Чокчо!

Женщины стойбища уговаривают ее не убиваться о сыне. Если он умрет, то так угодно небу, такова судьба. У Сайлы есть еще дочь, и сыновья будут.

Что-то теплое и влажное коснулось руки, от неожиданности молодая женщина вскрикнула. Рука нащупала лохматую голову собаки. Вожак упряжки, любимец Сайлы, лизнул руку хозяйки. Сайла садится на землю и обнимает за шею верного пса и беззвучно плачет, уткнувшись лицом в жесткую собачью шерсть.

— Сайла! — доносится требовательный и раздраженный зов старого Апы. Сайла вздрагивает, приходит в себя. Она вскакивает и бежит в дом.

— Я здесь, — робко говорит Сайла, остановившись в дверях.

— Теперь я вижу, что ты здесь, — насмешливо проговорил Апа. — Почему убегаешь? Сейчас шаман придет, люди придут, а ты бегаешь по стойбищу, негодная. Окна занавешивай скорей, чего стоишь? Чокчо приготовь, вина и еды шаману приготовь. Петуха принеси, что у китайца Ли купили сегодня. Быстро делай! — тонким голосом разозленно кричит старик.

Сайла метнулась исполнять приказания мужа.

Дом заполнили родичи. Люди расселись на низких канах, молча глядя на слабый огонь камелька, расположенного в центре дома. Около очага лежит лицом кверху на широкой доске Чокчо и изредка чуть слышно стонет. Апа хотя и жалеет сына, однако не забывает и о своих торгашеских делах. Он шепчет на ухо китайцу Ли, допущенному на камлание, что у Бельды Иннокентия есть меха, хорошие меха, и что их можно выгодно выменять у этого безмозглого старика. Но за посредничество, конечно...

Ли понимающе кивает головой.

— Шаман пришел... Пору Актанка пришел сам!.. — зашептались собравшиеся в доме.

Сайла подняла глаза, и страх сжал ее сердце.

На пороге стоял освещенный вспыхнувшим в камельке огнем шаман. Лицо его было обезображено глубоким шрамом — след встречи с медведем — хозяином тайги. Единственный глаз пылал как уголь. Длинные волосы падали на плечи, на подбородке торчала редкая седая борода.

Старая жена Апы и дочери кинулись ухаживать за шаманом, только Сайла осталась неподвижной.

Апа хотел прикрикнуть на нее, но сдержался: недостойно мужчине выказывать свои чувства на людях.