Награда

Как ни бережно расходовал медикаменты Матвей Алексеевич, взвешивая каждую крупицу, аптечка быстро убывала.

— Что будете делать? — спросил Петр, узнав про это.

— Надо самому ехать в волость. Что там за Киреев сидит? Бестия какая-то! — кипятился фельдшер.

— Старорежимный чинуша, — презрительно заметил Петр. — А вы к председателю. Толковый парень, мой фронтовой друг. Поможет...

В Сретенское Мартыненко уезжал на пароходе. С ним напросился Иннокентий. Матвей Алексеевич стоял на палубе и глядел на удаляющийся берег, где вразброс стояли убогие фанзы нанайского стойбища. Странное дело: за две-три недели чужое селение стало близким, незнакомые люди — друзьями. И вот уже жалко все это покидать хотя бы на время. Милая Груша, как-то она там справится одна?

Вот уже скрылось из виду стойбище, даже дымков не видно. Кругом по-летнему ликовала природа, как и в те дни, когда ехали сюда, в Соргон.

Сретенское Матвею Алексеевичу понравилось. Большие избы, рубленные из лиственницы, привольно стояли на высоком песчаном берегу. Многие дома были крыты гофрированным железом. Лет семьдесят назад пензенские мужики-переселенцы основали здесь село, долго боролись с тайгой, пытаясь прожить землепашеством. Но сурова приамурская природа, неподатлива тайга. Стали заниматься извозом, заготовкой дров для пароходов. Научились ловить рыбу и бить в тайге зверя. А на земле только и выращивали, что овес для скота и птицы да картошку и капусту для собственного потребления.

Полсела прошел Матвей Алексеевич, но не встретил ни души. Даже собачьего лая не слышно было за тесовыми воротами. Заметив красный флаг на крыше большого дома, фельдшер догадался, что там — исполком. Двери раскрыты настежь.

Оставив Иннокентия на крыльце, Матвей Алексеевич вошел. В приемной за обшарпанным столом сидел мужчина с повязанной щекой. Только нос уныло торчал наружу. «Зубы болят», — подумал Матвей Алексеевич.

— Мне председателя исполкома, — сказал он, присаживаясь на деревянный диванчик.

— Товарища Кольцова нет. Уехал в соседнее село, — сумрачно взглянув, пробормотал мужчина. — Я секретарь исполкома. Что хотели? Насчет налогов, наверно? Это к инспектору.

— Я из Соргона. Мне медикаменты и белье получить для нашей больницы.

— А-а, от вас уже были. Так ведь объяснили вашим товарищам: медикаментов нет, белья нет.

— Объяснениями я лечить людей не могу, — сухо проговорил Матвей Алексеевич.

— Вы, стало быть, врач? — задумчиво спросил секретарь, трогая щеку. — Не посмотрели бы мне зуб? Болит, проклятый, мочи нет.

— В Сретенском есть врач?

— Какое там! — махнул рукой секретарь. — Молоденькая, не умеет.

Матвей Алексеевич обещал посмотреть и полечить зубы, как только управится с делами. Секретарь сразу оживился, порекомендовал обратиться сейчас же к Кирееву, а то на покос уедет.

— Он и заведующий, и член исполкома, и складом медицинским заведует тоже, — рассказывал секретарь, провожая гостя до дверей. — Видите напротив исполкома дом? Там и кабинет его и аптека — все в том доме. И живет Киреев там. Но если ночевать, то ко мне, пожалуйста! — крикнул он напоследок.

В сенях соседнего домика знакомо пахло лекарствами и царил полумрак. Пока глаза привыкали после яркого солнечного света, Матвей Алексеевич стоял в нерешительности, в какую дверь постучать. Внезапно одна из дверей распахнулась, и в сени вышел здоровенный детина в малиновых галифе и кавказской рубахе, подпоясанной тонким ремешком. Голова незнакомца была вся в бинтах, как в чалме. Матвей Алексеевич увидел висячие усы и узко посаженные пронзительные глаза. Детина шагнул прямо на фельдшера, и Мартыненко пришлось посторониться. За детиной показался лысый человек, тоже в широченных галифе, но в скромной солдатской гимнастерке. На остром птичьем носу его были очки в железной оправе.

— Так ты если что — заходи! — наказывал очкастый. — Слышишь? И не забудь...

— Все!.. — предостерегающе, как показалось Матвею Алексеевичу, буркнул усатый детина. — Сам знаю! — и захлопнул за собой дверь.

— Проходите! — с кислой улыбкой пригласил лысый и подал плотную руку: — Киреев. Чем могу служить?

— Мартыненко, — отрекомендовался Матвей Алексеевич. — Приехал за медикаментами.

— Так, — сказал Киреев, усаживаясь за стол, заваленный бумагами и свертками. Внимательно прочитав мандат, выданный фельдшеру Мартыненко в Хабаровске, он небрежно сложил бумагу и вернул ее обратно.

— Были от вас. Говорил им русским языком: придется подождать. Сейчас у нас нет в наличии ничего из того, что вы просите. — И решительно пристукнул ладонью по столу. — Вот так!

Матвей Алексеевич опешил.

— Но я не могу ждать, понимаете вы! Не могу! Люди у меня...

— Вы не кричите на меня, гражданин, — ледяным тоном сказал Киреев. Его зеленоватые глаза смотрели с плохо скрываемым раздражением. — И там нужны медикаменты и прочее. Надо ждать.

— Постойте, как же так, товарищ Киреев... — начал было фельдшер.

— Вы забываетесь... — хмурясь, сказал Киреев.— Пришли в советское учреждение и ведете себя недостойно. Я занят, можете идти.