Наедине

Я вторично киваю и теперь разворачиваюсь к ней полубоком. Машинально набрасываю на ее затылок капюшон, укрывая сестрицу от ветра, и в этот момент замечаю Володиного приятеля, выбравшегося на крыльцо клуба в поисках исчезнувшего паренька. Белобрысый замирает у тяжелой входной двери и просто наблюдает за тем, как мы расходимся в разные стороны. Даже когда Володя поднимается на крыльцо, белобрысый не торопится возвращаться в теплый зал клуба. Я спиной ощущаю на себе его взгляд до тех пор, пока мы с хранящей молчание сестрицей не исчезаем из зоны видимости, просматривающейся со стороны молодежного заведения.

* * *

В квартире Катерина с разбегу прыгает на диван и замирает, без слов предлагая мне катиться ко всем чертям и не трогать ее хотя бы скудный остаток этого вечера. Но по тому, как напряглась ее спина под тонкой белой блузкой, я понимаю, что сестрица только и ждет момента, когда я с ней заговорю. Вместо этого я неторопливо стаскиваю с плеч куртку, прилежно тащусь с ней в прихожую и даже определяю на вешалку, а не бросаю как зря на свободное местечко под ней. Иду на кухню и ставлю чайник. Примерно через пару-тройку минут сюда же приносит и Катерину. Она хмуро оглядывается, подгребает под себя стул и садится на него верхом.

— Ну? — интересуюсь, привалившись к кухонной тумбе.

— Вот только не начинай! Я просто отдыхаю. Что мне уже, нельзя с друзьями встретиться? — несется в атаку Катька, засыпаясь прямо на ходу.

Она изо всех сил пытается состроить злобную физиономию, но в итоге делается похожей на ощетинившегося злобного хомячка, даже щеки дует точно так же.

— Можно, можно, — великодушно разрешаю я, устраивая руки на груди. — Только так, чтобы отец не поднимал на уши всех наших знакомых, пытаясь тебя отыскать.

Она силится что-то ответить, но я не даю ей такой возможности. Беру другой стул, устраиваюсь с ней рядом и пристально вглядываюсь в ее поблескивающие притворной злобой глаза:

— Хорошо, давай от обратного. Имя, фамилия, место обитания.

Катькины глаза широко распахиваются:

— Чего-о?

— Я о твоем пареньке, том самом, из-за которого ты черт знает сколько дней подряд льешь слезы, — терпеливо разъясняю. — Конечно, ты можешь ничего мне не говорить. Но ты ведь понимаешь, что если я захочу, то сам все узнаю? Твои же подружки все и выложат.

Катька оторопело трясет головой и начинает громко смеяться:

— Мишка, забудь об этом, — велит мне сквозь смех, ладонью потирая кожу у виска. — Ты что же… Ты думаешь, я все еще страдаю такой ерундой? Ты так плохо меня знаешь?

— Значит, дело в другом?

— В другом. Конечно! — она тянется ко мне и легонько похлопывает по здоровому плечу, предлагая расслабиться и не думать о всяких глупостях. — Ромка здесь вообще не при чем. Нет, конечно, ты можешь мне не поверить и убедиться самостоятельно, но тогда парень пострадает ни за что, а ты наломаешь дров и выставишь себя еще большим идиотом. Оно тебе надо?

За моей спиной негромко щелкает вскипятившийся чайник.

— Тогда что? — спрашиваю, не обратив на резкий звук никакого внимания. — Давай, расскажи мне.

Она смотрит на меня уставшим взглядом.

— Какая разница? Тебе обязательно нужно до всего докопаться?

Я медленно киваю, без слов внушая ей, что отступать не собираюсь, и отмахнуться от меня не удастся. Катька смотрит исподлобья, хмурится еще больше, сжимает пальцы вокруг ободка стула, мысленно наверняка прикидывая свои шансы от меня отделаться, и в конце концов делает правильный вывод.

— Я влюбилась, — бросает небрежно. — Тебе все еще интересно?

— Безумно.

— Ага, — она кривится. — Я влюбилась в человека, который плевать на меня хотел. Учти, — возвышает она голос, едва я собираюсь ей ответить. — Если ты сейчас начнешь заливать мне про то, какая я классная и особенная, и что все парни рано или поздно будут у моих ног, я разозлюсь. По серьезному.

Ее угроза не на шутку впечатляет. Не выдержав серьезности момента, я опираюсь локтями о спинку стула и начинаю смеяться, из-за чего удостаиваюсь недоуменного взгляда в свою сторону.

— Ты что, так плохо меня знаешь? — передразниваю. Тяну к ней руку и обхватываю ладонью тонкие пальцы с бессчетным количеством колец. — Ты же сущее исчадие ада, Катерина, — она шутливо отпихивает меня от себя, тоже понемногу начиная улыбаться. — Я бы мог предложить тебе врезать уже этому, новому, но…

— Не надо, — серьезно говорит сестрица, качая растрепавшейся головой. — Этого он точно не выдержит.

— Катюх, ты что, вздумала притащить в нашу семью какого-нибудь хиляка? — предельно строго интересуюсь я, не убирая с лица улыбки добродушного идиота. Вместо ответа Катька отмахивается, поднимается со стула и медленно бредет к двери. У выхода из кухни оборачивается и говорит мне: