— Нашей семье ничего не грозит, только не в этом конкретном случае… — закусывает губу и смотрит на меня с сомнением, точно никак не может решить, нужно ли говорить что-то еще. — И да, Мишк… Можешь не пускать слюни по той девице, — прежде чем я успеваю уточнить, что она имеет в виду, Катерина со вздохом прибавляет. — Я видела их с барменом. Я могла бы и промолчать, но все-таки брат у меня один. И пусть он сущий придурок… В общем, там нечего ловить.
Сказав так, она опускает взгляд себе под ноги и спешно, словно опасаясь, что сейчас я наверняка потребую от нее более развернутого рассказа, растворяется за дверью.
Глава 14. ОПРАВДАНИЯ
Я знаю, что все, кто так или иначе оказывается вовлеченным в мою жизнь, в итоге начинают жалеть о том, что однажды пересеклись со мной в одной из бесчисленных точек на своем пути. Люди не хотят быть причастными к тому, что может их напугать. Сидя у экранов своих телевизоров, они равнодушно наблюдают за тем, как в одночасье рушатся чужие судьбы, со знанием дела осуждают чужие фатальные ошибки и думают, что уж с ними не может произойти ничего ужасного. Их уверенность в своей неуязвимости тверда, как гранитные плиты. А я являю собой наглядный пример того, что стабильность однажды может рухнуть, невзирая на принятые меры предосторожности. Даже у самых добрых сказок бывает ужасный конец.
Вновь чувствую, как что-то неощутимо толкает меня обратно к самому краю, туда, откуда я с таким трудом отступила на несколько шагов, но так и не сумела достичь черты безопасного расстояния.
Я не знаю, почему в конечном итоге он оказался внутри моей одинокой квартиры, куда посторонним вход давным-давно запрещен, зато почти наверняка знаю, почему он оттуда ушел.
Так что нет, я совсем не удивляюсь тому, что мое окружение не может похвастать даже редким разнообразием. Но в тот момент, когда Миха вышел за дверь моей квартиры, оставляя меня один на один с привычным одиночеством, я вдруг почувствовала что-то вроде слепого отчаяния. Словно кто-то там, наверху, решил напомнить мне мое место, демонстративно показывая, что ни один человек в здравом рассудке не свяжется с такой, как я.
В конце концов, Никита оказался прав. Такие, как мы, должны держаться друг друга, не вмешиваясь в жизни тех, кто продолжает жить в счастливом неведении в мире,
Я занимаюсь своими обычными делами внутри клуба, вполголоса переговариваясь с лениво растянувшимся Панком, затем перебиваюсь сигаретой на заднем крыльце клуба, и лишь после выхожу в зал, припомнив, что сегодня еще не виделась с Ником. Стевич пребывал в заметном раздражении из-за того, что наш бармен не пришел до открытия клуба, но теперь-то, спустя час, Никита точно должен был появиться. Так и оказалось. Преодолеваю вырастающие на моем пути разнополые фигуры и, пробравшись за барную стойку, бодро похлопываю Ника по плечу в приветственном жесте. Тот сгибается так, точно моя рука весит добрую тонну.
— Эй, ты чего? — настороженно интересуюсь я, только теперь подметив, что Никита упорно перемешивает коктейль, избегая встречаться со мной глазами.
— Простыл, — отвечает лаконично, ни на секунду не прерывая своего занятия лишь для того, чтобы переброситься со мной парочкой слов.
Чувствуя во всем этом явный подвох, я присматриваюсь к Нику и замечаю, что сегодня он выглядит не в пример бледнее обычного.
— Ты вымазался тоналкой? — спрашиваю с удивлением, едва коснувшись кончиками пальцев его бледной щеки, от чего мой друг дергается, словно от резкого удара. Кривится, но все же с неохотой кивает. — Ник, что случилось?
— Немного повздорил с ребятами, — бурчит он, осознав, что отвертеться от меня не выйдет.
— С какими ребятами?
— Сим, я в порядке, — он морщится, не желая развивать эту тему, однако я не могу просто взять и оставить его в покое. Впервые за все время нашего знакомства я вижу Ника в подобном состоянии, и это не на шутку меня тревожит. Особенно учитывая его явную склонность к перепадам настроения, вызванную малейшим влиянием извне.
— То есть какие-то ребята пристали к тебе ни с того ни с сего?
— Сима, — тяжело вздохнув, он отбрасывает блестящую барную ложку и разворачивается ко мне лицом. Теперь я могу рассмотреть то, что он так старательно пытался замаскировать при помощи косметики — явное потемнение в области подкрашенного левого глаза. Никита мягко кладет ладонь на мое предплечье, легонько пожимает его и говорит с преувеличенным спокойствием: