Наблюдательный отряд

– Тебе не представили этих господ?

– Представили. Один вроде Шмидт, а фамилию другого я не разобрал, так там было шумно. Автомобиль у них – черный «Панар-Левассор», и как они впятером туда забрались – одному Богу ведомо!

– Так Гели и Стасси уехали, а ты пошел прогуляться с Минни и Вилли?

– Черта с два! Мы отошли от дверей Латышского общества, потому что там была толпа… Я был так счастлив, что эта ведьма убралась!.. Я думал – сейчас поговорим о чем-нибудь кроме фиоритур и бельканте. А они исчезли!

– Как – исчезли?

– Сбежали! Мы пошли в сторону Александровской через толпу – и в толпе я их потерял. Искал, искал – их нет! А телефонировать им в такое время уже неприлично.

– Странно… У вас же такая дружба…

– Я убью эту ведьму. Это она им что-то наговорила.

Тут у дверей черного хода началась какая-то суета. Из салона Лабрюйер услышал, как Ян пытается кого-то выставить и обещает позвать полицию.

– Я сам разберусь, – сказал Лабрюйер. – Сейчас вернусь.

Поспешив на помощь Яну, он увидел, что в фотографическое заведение ломится какой-то злодей с черной рожей и требует хозяина.

– Я хозяин, – строго сказал Лабрюйер. – А это что еще за арап?

– Это я, Мякишев… я даже умыться не успел…

– Мякишев?.. – удивился Ян. – Господин Гроссмайстер!..

– Я тоже его не узнал. Ян, ступай домой, на сегодня с тебя довольно. Пленки завтра с утра проявишь. Ступай, ступай! – приказал Лабрюйер.

Сенька проскочил мимо ошарашенного Яна и стоял, тяжело дыша, как старый дед, взошедший на третий этаж.

– Садись, вон табурет. Да расстегнись хотя бы. Прямо так по городу бежал? Как же тебя в трамвай-то впустили? – спросил Лабрюйер, выпроводив Яна.

– Я сзади прицепился, потом кондуктор согнал, так я – бегом… Александр Иванович, я к вам насчет Собаньского! – выпалил Сенька. – Полдороги бежал, дайте дух перевести…

– Ты сперва отдышись. Ну, что Собаньский?

– Это не тот Собаньский!

– То есть как – не тот?

– Нашего, люцинского, я знаю. Его все знают! Ну вот – бегу я по заводскому двору, меж сборочными цехами, тачку гоню, в тачке тряпки промасленные, ни на что не годные, да деревяшки какие-то, да разломанный стул, да бумажки туда мастер бросил, чертежи какие-то ненужные. Гоню, значит, в кочегарку. И вижу – идет господин инженер Савицкий, с ним – еще господа, и при них – такой плотный господин, толстощекий – рожа в сковородку не влезет, какими-то бумажками машет. Что-то им втолковывает. Что – не понять. Я остановился – их пропустить. И Савицкий говорит: «Господа, а ведь в этих рассуждениях что-то есть. Пойдем, – говорит, пан Собаньский с нами, вы не на ходу, а спокойно все это еще раз нам повторите». Я стою с тачкой, дурак дураком, думаю – послышалось или не послышалось? Они же не вопили, тихо говорили. Вспомнил – вы, Александр Иванович, про Собаньского узнавать велели. Я тачку оставил, за ними побежал. Бумажки с тачки с собой прихватил, догоняю, спрашиваю: «Господин Собаньский, это не вы часом обронили?» Он мне говорит: «Нет, не я. Савицкий посмотрел, сказал выбросить. Там, – говорит, – ошибка, чертежник ошибся. Я еле до ночи дотерпел – и сюда!»

– Плотный толстощекий господин? – переспросил Лабрюйер. – Ну, чуяло же сердце, что с этим Собаньским дело неладно! Не мог он у Кузьмича такой ценный чертеж оставить, плюнул бы на свою панскую гордость и вернулся! Сенька, ты молодец. Ты такие ценные сведения принес, что на вес золота. Пойдем, доложишь господину Хорю.

Но докладывали они хором, на два голоса, на манер оперного дуэта, и Хорь даже не сразу понял значение новости.

– Значит, подменили изобретателя! – он даже обрадовался. – Вот она, вторая ниточка, за которую наконец можно будет потянуть!

Первой был Феррони.

– Но это не та ниточка, которую мы искали. Мнимый Собаньский появился на «Моторе» после того, как оттуда стали просачиваться ценные сведения. Я думаю, вот что произошло. Вокруг заводов крутился человек не из Эвиденцбюро, а откуда-то еще. Он познакомился с люцинским гением и сообразил, что проще всего выдать себя за провинциального изобретателя, этакого Кулибина. А у Собаньского куча чертежей и описаний, отчего ж не воспользоваться.

– Это, выходит, итальянец?

– Вряд ли что природный итальянец. Скорее, человек, которого итальянцы наняли. А Собаньского, боюсь, найдут уже по весне, когда снег сойдет.

– Нужно устроить военный совет, – решил Хорь. – Если фальшивый Собаньский действительно завербован итальянцами, то он же как-то поддерживает с ними связь. Ты, Мякишев, даже не представляешь, какую услугу нам оказал!

– Он главарь шайки? – с надеждой спросил Сенька.

– Н-ну… вроде того… Считай, что первый помощник главаря, – вывернулся Лабрюйер. – Сейчас ты умоешься, попьешь с нами чаю и пойдешь к себе ночевать. Твоя задача – следить за фальшивым Собаньским. Может быть, тебе удастся понять, где он поселился. А моя задача – с утра телефонировать Линдеру и спросить про неопознанные трупы.

Напоив Сеньку чаем и отправив его домой, Лабрюйер и Хорь устроили совещание.

– Может быть, блондинка, которая крутится возле «Мотора», уже знает, что люцинский изобретатель фальшивый? – спросил Хорь.