Наблюдательный отряд

«Наташа, я петлял по городу, как заяц, я даже забрел в строящийся дом на углу Николаевской и Гертрудинской, там сидел в засаде и оттуда созерцал окрестности. Выходит, топтун был один – по крайней мере, этим вечером он был один. А вот сейчас заваривается крепкий чай, и я поужинаю по-холостяцки бутербродами… – сообщил он, как будто это имело значение. – Наташа, я сейчас представил, как ты приносишь с кухни блюдо поджаристых сладких оладушков… как это было бы хорошо… Но ты, наверно, не очень любишь домашнее хозяйство, ты натура возвышенная…»

Тут он вспомнил, что у Наташи есть сын, и улыбнулся. Конечно же, она теперь, вернув себе ребенка, балует его и оладушками, и пирожками, и пончиками, а если привезет его в Ригу, нужно будет сводить их в лучшую кондитерскую, угостить яблочным или вишневым штруделем…

Мысли улетели совсем далеко.

Туда, где обычные люди живут обычной жизнью, любят жен и детей, по вечерам возвращаются в дома, где ждет горячий и вкусный ужин, на ночь, перекрестив, целуют своих малышей и, заперев дверь спальни, обнимают жен. Очень хотелось туда, очень…

Но подал голос телефонный аппарат.

– Не спишь, брат Аякс? – спросил Енисеев. – Хорь у меня переночует. Не нравится мне эта история с топтуном.

– Думаешь, мне нравится?

– Хорь сказал – его и нужно было отпустить, потому что других возможностей не имелось. Держать его нам негде, истреблять – наймут другого, потолковее, перекупать – результат непредсказуем. Растет наше нещечко, а? Когда он начал рассказывать, меня чуть кондрашка не хватил. Ну, думаю, отправил его Хорь к праотцам. А он, смотри ты, уже немножко хладнокровия нажил. Маскарад ему на пользу пошел – а то уж больно был нетерпелив. Я от соседа говорю, долго – не могу. Барсук завтра не сможет, а послезавтра займется вашим базельским топтуном. И худо ему придется, если соврал.

Лабрюйер удивился – для чего телефонировать, и так все ясно. И вдруг понял – Енисеев, как и он, радуется успехам Хоря. Тоже, видно, пытается его воспитать, хотя и на свой лад, и вот – горд, как маменька сделавшим первые шажки чадушком. Лабрюйер уж не стал выпячивать свою роль в этой истории. Хорь приписал себе его разумные рассуждения – и пусть, причина понятна – Хорь ведет свой личный поединок с Аяксом Саламинским, Хорю необходима победа! Можно даже считать это общей победой над ехидным и язвительным Горностаем.

Хотя на будущее нужно запомнить и больше Хорю таких штук не позволять.

Глава одиннадцатая

Барсук во всем разобрался и доложил: в новом доме, что на углу Большой Кузнечной и Малярной, снимают маленькую квартирку два молодых человека, говорят, что братья. Ведут тихий и уединенный образ жизни. Каким ремеслом зарабатывают на жизнь – пока понять не удалось.

– Старший – точно Феррони, а младший – Громштайн. Телефонного аппарата в квартире нет, но есть у соседки, молодой вдовы с тремя дочками. Феррони дает знакомым ее телефонный номер. Старшей дочке десять лет, она обычно бегает звать Феррони, если его ищут. Номер я узнал, теперь надо условиться с телефонистками, чтобы знать, откуда этому красавцу телефонируют, – сказал Барсук Хорю. – Этим бы лучше заняться Леопарду, у полицейских своя дружба с телефонными станциями.

– Это верно, – согласился Хорь. – Договорись с ним, Акимыч.

Но Лабрюйера они сразу не нашли – он был на улице, усаживал в пролетку Пичу, давая орману строгий наказ: отвезти молодого господина на Кипенхольм, куда он скажет, подождать его и привезти обратно, не давая ему слишком долго слоняться по острову. Пича с фотографическим аппаратом «Атом», спрятанным на груди, был горд и счастлив. В воскресный день прокатиться через весь город, да побывать на острове, да использовать всю только что вставленную пленку! Потом же ему обещана кондитерская – редкое удовольствие в мальчишеской жизни. Конечно, госпожа Круминь пекла пироги, в том числе сладкие, но настоящее вытяжное тесто для штруделя она бы не осилила – тут великий навык нужен.

Лабрюйер показал ему фотоснимок «Лизетты» в газете и объяснил, как должна выглядеть яхта на карточке. Теперь оставалось ждать возвращения фотографа.

Воскресенье – как раз тот день, когда клиенты валом валят. Сходить в фотоателье – это же развлечение, и Ян замучатся менять фоны – одному подавай рождественский зимний лес, хотя Рождество давно прошло, другому летний сад, третьему – морской пейзаж, а есть еще любители вставить сзади головы в прорезанные овальные дырки, чтобы на карточке выглядело, будто они летят по небу в аэроплане. Хорь совсем обалдел, гоняя взад и вперед студийный фотоаппарат на четырехколесном основании, Лабрюйер еле выбрал минутку, чтобы посовещаться с Барсуком.

Он дал Акимычу бумажку с описанием тощего черноусого господина, а также рассказал все, что мог, о даме-блондинке и госпоже Крамер.

– Понятно, – ответил Барсук. – Это, значит, наши клиенты…

– Скорее всего. Кому бы еще понадобилось за мной и за Хорем следить? Будь осторожен, Акимыч.