Наблюдательный отряд

– Хорь, погоди, не вопи, – одернул командира Лабрюйер, державший возле уха отводную трубку. – Прикажи Горностаю – пусть узнает о родителях наших красавцев. Они в таком возрасте, что родители еще живы. У Рейтерна – так уж точно. Где-то же они живут.

Он говорил так, чтобы его слышал и Росомаха.

– Росомаха, загляни вечером к Горностаю, объясни ему задачу, – сказал Хорь. – И напомни, что нам нужен Эрнест Ламберт. И попробуй понять, что там, у мануфактуры, делает этот синий «Руссо-Балт».

– Хорошо. До связи.

Утром мальчишек снарядили в экспедицию и предупредили – если из-за «Атома» возникнет драка, обоим достанется на орехи, а фотографический аппарат они будут видеть только издали.

Днем Лабрюйер принял телефонограмму из Осведомительного агентства. Она была предельно лаконична: «Мнимого Собаньского взять и сдать в полицию по подозрению в убийстве».

– Это значит, что он нужен в столице, – сказал Хорь. – Вот и все. У них свои планы, а вся наша суета – коту под хвост.

– Обидно?

– Да… И – нет. Веришь ли – мне уже во сне все это снилось! Как мы сидим и изобретаем возможности использования Собаньского. Значит, не понравилась наверху моя идея сделать из него наживку…

Лабрюйер прекрасно помнил, чья это идея, но спорить не стал. Есть вещь, которые в юном существе способно истребить только время.

– Столько времени потрачено, – вот и все, что он сказал. – Ну, значит, привлекаем к делу Калепа. Ведь этот подлец не каждый день на заводе околачивается. Я свяжусь с Калепом, объясню ему положение дел, пусть заманит к себе этого изобретателя, а сам телефонирует нам.

– Нужно будет держать наготове Вилли Мюллера, чтобы сразу туда помчаться.

– А по дороге захватить Линдера, Горнфельда или того из инспекторов, кто будет свободен. Я сам свяжусь с ними.

– И пусть возьмут с собой наручники. Неизвестно, чего от этого подлеца ожидать.

Разговор с Линдером вышел забавный: в самом деле, трудно расследовать убийство, когда нет трупа; может, подлинный Собаньский все-таки жив и где-то прячется; мог же он, допустим, просто продать богатому господину свои чертежи? Или же чертежи похищены, что, конечно, плохо, но с убийством несопоставимо.

– Главное – обвинить этого человека в убийстве, а потом действовать по приказу из столицы, – сказал Лабрюйер. – Если нужно, будет телеграмма из столицы.

Пока договаривались о телеграмме, прибыли Пича и Кристап. Скуя не только высадил их на Гертрудинской, но и сам привел – чтобы все видели, как он понимает ответственность.

На два голоса мальчишки сообщили – два гривенника потрачены на конфеты, Матис Витинь запечатлен, но насчет матросов с «Лизетты» – дело темное. Раньше, очень давно, нанимали Кришьяниса Лиепу, но теперь этот Кришьянис – старый дед, в море не выходит. Матис знает двух матросов, которые занимаются «Лизеттой» и ходят на ней, но они – неместные. Одного зовут Герц, другого – Франк, а имена это, фамилии или вообще клички – Матису неизвестно. Оба по возрасту ему в отцы годятся, оба – явно из тех опытных моряков, что полсвета обошли, угомонились и бросили якорь в тихом месте. Дружбы с Витинем-старшим у них не получилось, он их терпит, потому что ему платят. И ни с кем из островитян они не подружились, разве что, может, в яхтклубе нашли себе приятелей.

– Среди этих старых моряков такие типы иногда попадаются – каторга по ним плачет, – сказал Лабрюйер Хорю. – Съезжу-ка я к Андрею. Он много сомнительной моряцкой публики в лицо знает. Мартин, теперь твоя очередь. Что там с дочкой Лемана?

– Совсем непонятно. Сперва все дети куда-то съехали, потом и она с мужем. Жили у них в доме два крепких парня – уже и этих нет, а за домом смотрит дворник Озолс, он там сына с молодой женой пока что поселил. Ну, жильцы на месте, никто их не трогает…

– Они чего-то сильно боятся, – сказал Хорь. – Видимо, старый Леман слишком много знал.

– Мартин, сейчас повезешь меня к Андрею. Жаль, что будочников еще не снабдили телефонными аппаратами… – и Лабрюйер пошел одеваться.

Андрей был рад визиту и сразу сказал: да, Герц и Франк ему лет двадцать как знакомы, но в Московском форштадте появляются теперь редко, нанялись в яхтклуб, что на Штинтзее, там причалы, принадлежащие Императорскому яхтклубу, и какие-то дома – тоже его собственность. И чего им там, в Кайзервальде, не жить – в тишине, в покое, зимой – яхты на стапелях караулить, подледным ловом баловаться, ходить на охоту, летом – катать дам и господ по красивому озеру, из которого через Мюльграбен можно выйти на Двину и дальше – в залив? Еще он сказал, что в молодости оба были буянами, но как подошло к пятидесяти – не то чтобы смирились, но научились не ввязываться в первую попавшуюся драку.

Лабрюйер записал приметы обоих моряков: Герц повыше, Франк пониже, оба – с особенными «шкиперскими» бородками, окаймляющими лицо, и бородки уже с порядочной проседью, у Герца левое ухо рваное, у Франка нос кривой – видно, не в одной драке с кулаком рандеву было, а на левой ноздре сидит большая бородавка.

Теперь оставалось совсем немного – узнать, где в Кайзервальде дача Розенцвайга.