На последнем рубеже

В какофонии разгоревшегося боя я не сразу расслышал выстрелы сорокапяток с противоположного берега, зато увидел, как бронебойная болванка таранит верх ближнего ко мне бронетранспортёра, на хрен снеся щиток пулемётчика. Ещё одна просвистела рядом со второй вражеской машиной, но следующий же слитный залп маленькой батареи достал немца: один снаряд оторвал ведущее колесо, другой проломил лобовою броню рядом с водителем. Бронетранспортёр тут же заглох, в то время как более удачливый камрад почившего механа резко сдал назад.

— Вперёд!!!

— УРРРА-А-А!!!

Красноармейцы бросаются вперёд, следуя неизвестно кем поданной команде. Впрочем, сейчас самое время для нашей атаки: единственный уцелевший бронетранспортёр явно не рвётся в бой, а горстка немцев, оставшаяся без прикрытия боевой техники, как-то сразу растеряла весь азарт. Вот так вам, сволочам, и надо!

Железнодорожная станция Елец.

Рядовой 507-го полка 148 стрелковой дивизии Виктор Андреев.

Олыпанец освободили только к утру. Фрицы крепко держались за пригород и в течение дня перебрасывали резервы; штурмующие село красноармейцы неизменно попадали под мощный пулемётный обстрел. Немцы вели хорошо спланированный огонь по секторам, смело контратаковали, умело использовали своё превосходство в автоматическом оружии. В помощь штурмующим Олыпанец бойцам 654-го пришлось бросить артиллерию и ударные группы 507-го, в число бойцов которых попал и я.

Меткий огонь сорокапяток и крепкий удар брошенных в бой резервов перетянул чашу весов в нашу пользу. Хотя если бы немцы получили ещё подкрепление, они бы наверняка смогли остановить наш напор; но они его не получили. По слухам, вчера Елец с севера атаковали бойцы 307-й стрелковой при поддержке танков; они сумели даже прорваться в город. Фрицы приняли их удар за основной и бросили против 307-й последние резервы.

Когда Олыпанец был освобождён, мы поняли, почему враг так остервенело за него дрался: никаких подготовленных позиций между нами и городом больше не было. На плечах отступающих мы ворвались на железнодорожный вокзал, где противник хоть как-то сумел закрепиться.

Фрицы используют в качестве прикрытия железнодорожное полотно, хотя рельсовые перемычки прошибают даже винтовочные пули. Они по-прежнему умело и мужественно сражаются (это приходится признать), но и мы кое-чему научились за последние дни. Благо учитель оказался очень способным (как-никак, покорил всю Европу и пол-Союза), а цена наших ошибок слишком высока.

Как и фрицы, мы делаем ставку на огонь пулемётчиков и бойцов с трофейными автоматами — дистанция боя на станции для них самая то, с противником нас порой разделяет всего несколько рельсовых нитей. Под прикрытием бойцов с автоматическим оружием (больше половины пулемётов также трофейные) мы короткими бросками сближаемся с врагом и забрасываем его гранатами. Благо «колотушки», удобные для метания длинной деревянной ручкой, хорошо освоены ещё во время боя за Ольшанец. Штыковые атаки в рост прочно забыты — мы переняли тактику боя противника и, кажется, успешно её применяем. По крайней мере, потери с нашей стороны снизились вдвое, а со стороны немцев, наоборот, выросли — они больше не могут сдерживать нас малым числом и вынуждены всё время пятиться. Когда же дело доходит до коротких рукопашных, враг обречённо сражается, но остановить наш напор уже не может.

Что-то изменилось за последние дни, а может, и часы. Когда немец пёр на Елец, большинство бойцов с угрюмой решимостью готовились сражаться до конца, подороже продать свои жизни. И враг каждый раз платил кровью, вступив с нами в схватку.

Но при этом веры в собственную победу ни у кого не было — слишком силён был немец, слишком неудержимо катился вперёд. Бой на станции и последовавший за ним успешный контрудар что-то стронул в нас, но в душе бойцы понимали, что победа была достигнута за счёт численного превосходства, помощи зенитчиков, удара «катюш». А бестолковая сдача города в последующие два дня лишь убедила нас в непобедимости немцев.