На последнем рубеже

Да! Конечно, стоило! Не полезай мы в пекло — и, может быть, в лобовой атаке батальона мой взвод понёс бы меньшие потери. Но вряд ли при этом мы бы очистили Аргамач от немцев, вряд ли бы отбили хоть малую пядь родной земли, спасли бы хоть сколько-то людей от врага!

Так что оно того стоит. Не все мои сослуживцы ещё в детстве выбрали военную стезю, и наверняка среди них мало потомственных военных с офицерским прошлым. Но именно сегодня, сейчас, мы воюем не за интересы государства на чужой земле и не за её престиж и ресурсы, мы воюем за свою землю и свой народ!

Высокопарные слова, более присущие политруку, а не боевому командиру? Отнюдь. Просто я понимаю, что вся наша необъятная РОДИНА состоит из кучи маленьких Родин, каждая из которых для кого-то своя. Со своим домом, квартирой, комнатой в общежитии или в бараке. Но ведь у каждого есть хоть какой-то угол, где он живёт, где он родился и вырос. И практически у каждого есть родные и любимые, есть семьи и друзья, родители…И все они вместе и составляют наш народ.

И я понимаю, что когда встанет вопрос о жизни родных или любимых любого, пусть даже самого трусливого и неумелого бойца, он не дрогнет — какая бы лавина немцев на него ни катилась. Он будет драться — и погибнет, но не пропустит врага, покуда жив.

Так вот в том же Ельце — в нём также живут чьи-то матери и отцы, жены и дети — родные тех воинов, кто ушёл на фронт, кто сражается с немцами. Может, даже где-то рядом сражается. Воинов, чьё сердце обольётся кровью, когда они узнают, что их дом занял ВРАГ. Враг, что будет насиловать, что будет убивать, что будет грабить… И я не хочу, чтобы на их месте оказался я, не хочу узнать когда-то, что враг дошёл и до моего дома.

И пускай я погибну здесь и сейчас, погибну пусть и не дома, но на СВОЕЙ земле, советской, — я согласен. Я заберу при этом как можно больше врагов — сколько смогу. И я согласен рисковать своей жизнью, лезть на острие удара, соваться в самое пекло, согласен драться с врагом и убивать, согласен умереть — но чтобы моя земля была свободна, мои близкие живы.

А раз так, то того же я вправе требовать от своих подчинённых — вправе требовать честно сражаться за наш общий дом, за нашу общую семью, и умереть, коль придётся.