На подступах к Сталинграду. Издание второе, исправленное

Он громко сглотнул, помолчал и закончил:

— Где-то валялся фашистский «ручник». Если он в полном порядке, то давайте сюда. Положите меня возле бруствера так, чтобы я мог стрелять по мосту, и уходите, как можно скорее. А ещё, оставьте мне пару гранат. Вдруг пригодятся себя подорвать?

Сержант бросил взгляд на молчавшего Павла, не дождался ответа солдата и тяжко вздохнул:

— Хорошо, Николай. Сейчас всё устроим.

Олег порылся возле стенки окопа. Вытащил из рыхлой земли фашистский «ручник» и два автомата. Третий куда-то бесследно исчез. Видно, расплавился при взрыве вражеской мины.

Командир сдул с оружия толстый слой серой пыли, быстро его разрядил, передёрнул затвор и надавил на крючок. Послышался громкий щелчок. Командир повторил это несколько раз и убедился, что пулемёт в полном порядке.

Он заправил в приёмную щель железную ленту, в которой находилось две с половиной сотни патронов, и взвёл боевую пружину. Закончив возню с пулемётом, красноармеец очистил от пыли два автомата фашистов, проверил и убедился в их полной исправности.

Сержант шагнул к стенке окопа, куда ударил снаряд, посланный немецкой «четвёркой». От мощного взрыва большой объём твёрдой земли стронулся с места. Он съехал вниз, словно маленький оползень, и лёг таким образом, что появилось некое подобие пандуса.

Командир немного подумал и быстро решил, что лучшего места им не найти. Стараясь не попасться врагу на глаза, Олег поднялся к верхней точке откоса. Он расположил «MG 34», сдвинул немного вперёд и утвердил короткие сошки на рыхлой земле. Рядом устроил винтовку с тремя запасными обоймами и пару гранат.

Сержант повернулся к товарищу и глухо спросил:

— Может быть, оставить тебе автомат?

— Возьмите себе, — сказал Николай. — У фашистов есть миномёты. Вряд ли, здесь дело, дойдёт до ближнего боя. Ну, а в дальней дороге «шмайссеры» вам самим пригодятся.

Павел подполз к раненому с одной стороны, а командир отделения с другой. Общими силами они положили солдата на грудь и, действуя по команде Олега, потянули к воронке, где утром находился «максим». Оно подтащили бойца к небольшому откосу, поняли, что потеряли последние силы, и остановились чуть отдохнуть.

Сержант заметил фашистскую каску, которая спасла ему жизнь при артиллерийском обстреле. Он поднял поцарапанный шлем с рыхлой земли, перевернул, вытряхнул пыль из него и нахлобучил на голову своего подчинённого.

— Не надо, — сказал Николай. — Без него, быстрее убьют.

— Убьют в любом случае, — оборвал солдата сержант. — А с ней ты продержишься какое-то время. Дольше будешь стрелять и ухлопаешь больше фашистов. Всё меньше врагов останется на нашей земле.

Николай ничего не ответил и расстегнул пуговицу на нагрудном клапане своей гимнастёрки. Он сунул руку в карман, вынул потёртую солдатскую книжку с пятиконечной звездой на обложке, протянул командиру и тихо сказал:

— Отдай батальонному писарю. Пусть отметит в приказе, что я погиб смертью храбрых. Хоть какая-то память на бумаге останется.

— Хорошо. Передам, — кивнул командир и положил тонкую серую книжицу поближе к своим документам. Он оглянулся на погибших товарищей, подошёл к каждому красноармейцу и собрал их бумаги.

Искать смертные медальоны он почему-то не стал. То ли, не хотел тратить время, то ли, знал, что в них лежит всё, что угодно: спички, иголки и прочие мелочи, но нет адресов погибших солдат. На фронте ходило дурное поверье: — «Если ты записал на бумажке свои личные данные, значит, приговорил себя к смерти».

«Хоронить друзей некогда, — размышлял командир. — Нужно двигаться в часть и сообщить руководству, что переправу заняли фрицы». Он сложил документы в карман гимнастёрки и стал собирать сухари, гранаты и обоймы с патронами. Сержант осматривал их и совал в собственный «сидор». В нём находилось так мало вещей, что все припасы легко уместились внутри.

С помощью Павла, Николай лёг на живот, упёрся руками в рыхлую землю и по-пластунски устремился наверх. Неподвижные ноги бойца вывернулись удивительным образом и тянулись за ним, как перебитый хвост у тюленя. Лежавший рядом с ним миномётчик, держал бойца за ремень, подталкивал вверх и помогал подняться к краю откоса.

Наконец, пехотинец добрался до нужного места и высунулся из глубокой воронки. Он взял деревянный приклад пулемёта, крепко прижал к небритой щеке и прицелился в немцев, суетящихся на том берегу. Потом, протяжно вздохнул и сказал:

— А теперь уходите. Я буду вас прикрывать, сколько смогу.

Сержант завязал горловину своего вещмешка, задумчиво взвесил в правой руке и с огорченьем отметил, тяжёлая ноша тянет около пуда. Он посмотрел на винтовки, принесённые Павлом, и отдал команду:

— Берем боеприпасы, свои «трёхлинейки» с шинелями и «шмайссеры» убитых разведчиков. Всё остальное бросаем.

Павел кивнул, сказав: «Прощай, Николай», — он, не вставая с земли, легонько похлопал бойца по плечу. Парень увидел, как тот слегка обернулся, и услышал в ответ:

— Живите, ребята, и бейте фашистов. Даст бог, дойдёте до самой Германии и там уничтожите проклятого Гитлера.