На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД

Великая душа Журнал «Ленинградская панорама», № 5,1989 год

Один из лучших русских поэтов XX века Николай Алексеевич Заболоцкий (1903–1958) в мрачные годы сталинских репрессий был несправедливо осужден и испытал на себе все тяготы и лишения лагерной жизни. В последнее время в нашей печати появились новые материалы, рассказывающие об этом. В третьей книжке «Даугавы» за прошлый год была опубликована «История моего заключения», написанная поэтом после освобождения. Журнал «Знамя» (№ 1, 1989 год) познакомил нас с его письмами 1938–1944 годов. Большую статью о драматичной судьбе Заболоцкого напечатала «Правда» 16 января с. г. Между тем обстоятельства несправедливого осуждения поэта до сих пор остаются неясными. Сам Николай Алексеевич по этому поводу писал:

«Много раз пробовал я трезво размышлять о всем этом моем несчастном деле – но тут так много для меня непонятного, что размышления мои не приводят меня ни к чему».

Публикуемая статья, подготовленная по сохранившимся архивным материалам, приоткрывает завесу над таинственными сторонами этой трагической истории.

* * *

19 марта 1938 года Николай Алексеевич Заболоцкий пришел домой не один. С ним было двое неизвестных.

Поэт Николай Заболоцкий. Фотография 1940-х годов

– Катя, это сотрудники НКВД, – поспешил он предупредить больную жену. – Они хотят поговорить со мной.

Окинув привычным взглядом комнату, пришедшие молча предъявили Заболоцкому ордер на арест. На ордере багровела крупная размашистая подпись начальника Ленинградского управления НКВД Михаила Иосифовича Литвина.

Начался обыск. В чемодан следователей полетела Библия. Вслед за ней – небольшая книжка великого князя Константина Романова «Царь Иудейский», повествующая о «судебном произволе» над Иисусом Христом. Там же оказались рукописи стихов, письма друзей. Сверху тяжело упал красивый грузинский кинжал.

– Распишитесь вот здесь, – приказал старший, ткнув пальцем в протокол обыска. – Жалобы есть? Нет? Тогда поехали.

Попрощавшись с семьей и поцеловав 11-месячную дочь, которая именно в этот момент впервые пролепетала «папа», Заболоцкий, сопровождаемый сотрудниками НКВД, ступил за порог дома. На улице его ждала черная «эмка».

Машина промчалась мимо храма Спаса на Крови, мимо заснеженного Летнего сада, свернула на Литейный. Въехала во внутренний двор Большого дома, где темнело старинное приземистое здание – Дом предварительного заключения.

Заболоцкого обыскали, отобрали кожаный чемодан, шарф, брючные подтяжки, галстук, очки, документы, деньги. Взамен выдали квитанцию. Длинными коридорами повели на допрос в кабинет оперуполномоченного Н.Н. Лупандина, сочетавшего, как это было тогда принято, оперативную работу со следственной.

Внутренне поэт был готов к самому неожиданному и страшному повороту событий. Он вырос в вятском сельце Сернуре и унаследовал от своих предков, уржумских крестьян, твердую волю, сметливый ум и крепкое чувство собственного достоинства. Его дед, бесстрашный николаевский солдат, во время Крымской войны возглавил дружину добровольцев и повел ее на защиту Севастополя. Сурового патриархального нрава отец, до конца дней своих терпеливо обучавший земледельцев агрономической науке, благоговейно относился к русским классикам, чьи сочинения собирал в шкафу с надписью: «Для многих книга – все равно, что хлеб».

Эти заложенные в семье представления о чести, порядочности и благородстве Заболоцкий пронес через всю жизнь. Поэтому то, что он услышал в просторном кабинете следователя, показалось для него чудовищным. В чем же обвинялся поэт?

Осенью 1937 года в Ленинграде органами НКВД был арестован известный литератор Бенедикт Константинович Лившиц. Позднее во внутренней тюрьме на Литейном оказалась и писательница Елена Михайловна Тагер. После изнурительных ночных допросов, длительных стоек и непрекращающихся физических угроз они «признали», что являлись создателями некой «троцкистской организации» и проводили среди ленинградских писателей контрреволюционную агитацию. Назвали имена своих «единомышленников» – Николая Корнеевича Чуковского, Сергея Дмитриевича Спасского, Георгия Иосифовича Куклина, Юрия Соломоновича Берзина, Валентина Осиповича Стенича, Михаила Александровича Фромана.

Большинство названных писателей в 1929–1932 годах входили в ленинградское отделение литературной группы «Перевал». То же, что «перевальцы» придерживаются «троцкистских взглядов», ни для кого не являлось секретом. Следователям НКВД достаточно было открыть «Литературную энциклопедию» 1934 года, чтобы узнать: