На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД

Однажды между Михаилом Иосифовичем и его подручным Альтманом состоялся откровенный разговор: Лазарь Самуилович спросил шефа, какими соображениями оправдываются массовые репрессии. АЛЬТМАН:

«Литвин отвечал мне, что под видом борьбы с контрреволюцией в настоящее время уничтожаются старые кадры, а раз так, то чем хуже, тем лучше. Нас пока не трогают, наоборот, думают, что мы активно боремся с контрреволюцией. Показательна в данном случае цифра – так давайте цифру. Единственно – нужно самым тщательным образом следить за тем, чтобы в этой неразберихе не получить показаний на близких кому-либо из нас людей. В таком котле можешь оказаться, что сам на себя возьмешь показания».

В этих откровениях палача – и цинизм, и страх перед будущим. Не случайно шеф говорил Альтману:

– Пока я сам не знаю, чем это кончится, а тебе и подавно знать не нужно, ты еще молодой человек, пока тебе удобно работать под моим руководством, ты растешь и больше ни о чем не задумывайся.

На вершину пирамиды власти эти негодяи и карьеристы шли по трупам. И по-звериному чуяли, что завтра сами могут оказаться под ногами идущих сзади. «Всюду кругом горело, – признавался на суде Хатеневер, – чекистов арестовывали за плохую работу по борьбе с контрреволюцией». Огненное кольцо сжималось.

Это чувствовал и сам Литвин: осенью 1938 года он поехал в Москву в командировку, словно подозревал, что в столице что-то неладно, что-то готовится. До него доходили слухи: большое влияние наверху приобрел Берия. Его старый друг Ежов был явно в немилости.

Опасения оправдались: Николай Иванович в беседе с глазу на глаз сказал о возможном «разгроме» руководящего состава НКВД. В мрачном настроении Литвин вернулся в Ленинград. А 11 ноября 1938 года раздался телефонный звонок – нарком срочно вызывал его в столицу.

– Нельзя ли задержаться дня на три? – осторожно спросил Михаил Иосифович.

– Нет, – сухо ответил Ежов.

Литвин все понял. Тем не менее, желая окончательно убедиться в неотвратимости предстоящего, на следующий день снова созвонился с наркомом:

– Так что же, мне собираться с манатками?

Ежов замялся: он знал, что ордер на арест Литвина уже подписан. Ничего не ответив, повесил трубку.

Дом 10 на Адмиралтейской набережной, где жил чекист М.И. Литвин.

Современная фотография

Это был конец. Неужели ему, начальнику управления НКВД, тоже придется пройти через унижения и пытки, чтобы потом получить пулю в лоб? Неужели он тоже будет умываться кровью, подобно тому Богданову? Все что угодно, только не это. Он вспомнил: «Натура человека ограничена: скорбь, мучения переносит он только до известной степени…».

Поздним вечером Литвин вернулся домой. Прошел в ванную комнату, достал револьвер и приставил к правому виску. Часы пробили полночь.

* * *

ИЗ ЗАКЛЮЧЕНИЯ военного прокурора Главной военной прокуратуры СССР от 22 августа 1956 года:

«За время работы Литвина в УНКВД Ленинградской области имели место массовые незаконные аресты невинных советских граждан, при расследовании уголовных дел о государственных преступлениях допускались серьезные нарушения социалистической законности… Литвин давал указания своим подчиненным в применении к арестованным незаконных методов следствия. По указанию Литвина подчиненные ему работники УНКВД Ленинградской области путем незаконных методов следствия добивались от арестованных показаний о принадлежности к антисоветской организации правых руководящих работников Ленинградского обкома КПСС и Облисполкома… Бывший начальник Новгородского оперсектора НКВД Глушанин показал, что Литвин дал ему указание арестовать по Новгороду около 5 тысяч человек из числа репрессированных в прошлом Советской властью и отбывших наказание. Анализ материалов проверки дает основание сделать вывод: Литвин покончил жизнь самоубийством из-за боязни ответственности за допущенные им тяжкие злоупотребления властью».

Отвечать было за что: в 1938 году, когда Литвин возглавлял Ленинградское УНКВД, на печально известной ныне Левашовской пустоши было погребено 20 769 человек (в 1937-м – 18 719, а с 1939-го по 1954 год – 7 283, в том числе гитлеровских карателей, предателей и уголовников – 6 286). Эти цифры говорят сами за себя.

Улица Чайковского, кабинет Домбровского Газета «Литературная Россия» от 1 ноября 1991 года

В журнале «Крокодил» (№ 33, 1989) литературовед Е. Биневич опубликовал статью о сотруднике редакции известных в свое время детских журналов «Еж» и «Чиж» Генриетте Давыдовне Левитиной и ее муже Вячеславе Ромуальдовиче Домбровском. В конце 20-х – начале 30-х годов эту молодую семью часто посещали талантливые писатели и поэты Николай Заболоцкий, Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Олейников, Евгений Шварц. Гости беспечно веселились, пили дорогой коньяк и посвящали милым симпатичным хозяевам стихи.