На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД

Тайная слежка за инакомыслящими, подсылка стукачей в различные кружки и общества, многочисленные аресты среди русской интеллигенции, ведение дутых следственных дел – вот та область деятельности ГПУ, которой руководил Домбровский в Ленинграде почти четыре года. И надо сказать, весьма рьяно. Вот лишь некоторые результаты.

1929 год. Разгром философского кружка «Воскресение». Арестованы 70 человек, в том числе историк культуры Н.П. Анциферов, литературовед М.М. Бахтин, знаток русской иконописи А.П. Смирнов, художник П.Ф. Смотрицкий и др. Руководитель «Воскресения» – оригинальный богослов А.А. Мейер (кстати, друг и единомышленник философа Г.П. Федотова) – определял задачу кружка как борьбу с интернационалистическими взглядами:

«Лозунги Интернационала непримиримы с пониманием национальной культуры и любовью к Родине… Интернационал – это суррогат великого вселенского братства, который, соблазняя малых сих правдой мира и единения, делает из себя особую державу, подданные которой неизбежно становятся изменниками делу национального и всякого вообще творчества».

Эти слова едва ли не стоили А.А. Мейеру жизни: ему грозил расстрел, и лишь вмешательство видного большевика А.С. Енукидзе остановило палачей. За свою любовь к России богослов получил 10 лет концлагерей.

1930 год. Разгром русской исторической школы. Заключены под стражу С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, Д.С. Лихачёв, М.К. Любавский, В.И. Пичета, С.В. Рождественский, В.Н. Бенешевич, десятки талантливых ученых. В застенках Ленинградского ГПУ из них создается мифическая организация «Всенародный Союз борьбы за возрождение свободной России». Активно сотрудничающий с фальсификаторами Е.В. Тарле цитирует им слова философа Л.П. Карсавина, как-то назвавшего С.Ф. Платонова «выразителем русской национальной идеи». Семидесятилетнего академика, бывшего в свое время преподавателем истории в царской семье, пытаются психически сломать и заставить сыграть роль руководителя монархического «Всенародного Союза». Через три года С.Ф. Платонов умирает в ссылке, а Е.В. Тарле приглашается в Кремль, о чем позднее вспоминает:

«Блестящий, очень теплый прием. Все прекрасно…».

1931 год. За тюремной решеткой оказываются поэты Даниил Хармс, Александр Введенский, Александр Туфанов, Игорь Бахтерев и другие. На допросе один из арестованных признается:

«Я убежден, что Советская власть угнетает русскую интеллигенцию, поскольку не дает развиваться внутреннему “я” интеллигента, насилует его волю, заставляя отказаться от самостоятельности его существования, от права на свободную, согласно мировоззренческим установкам, творческую деятельность. Я высказывал неоднократно ту точку зрения, что моим политическим идеалом является конституционная монархия с участием в управлении страной всех слоев населения, с широкими избирательными правами, монархия, в которой конституционный монарх является выразителем стремлений и желаний всех слоев населения страны».

Остальные участники «антисоветской группы писателей в детском секторе Ленгосиздата» разделяют эти взгляды: кто-то из них объявляется монархистом, кто-то – великодержавным шовинистом, что и фиксируется в протоколах.

Поэт Александр Введенский. Тюремная фотография 1931 года

Томящиеся в застенках Хармс и Введенский и не догадываются, что их судьбой теперь распоряжается В.Р. Домбровский, еще недавно любезно потчевавший их коньяком и голландским сыром. Он подписывает обвинительное заключение на несчастных узников. А вечером, усталый, идет домой, где его встречает обаятельная Генриетта Давыдовна, незадолго до ареста поэтов уволившаяся из редакции, видимо, по совету мужа. И снова звучит в кабинете Домбровского музыка Шостаковича, двигает фигурки на шахматной доске Модель, пьет вино дипломатический агент Наркоминдела Вайнштейн…

Поэт Даниил Хармс. Тюремная фотография 1941 года

Что ж, коллеги Дзержинского были правы: Вячеслав Ромуальдович оказался человеком неискренним, с хитрецой, да и прожектерства у него в работе, как видно, хватало.

В 1932 году Домбровский награждается знаком Почетного чекиста – видать, за упомянутые «достижения». К слову, орден Красного Знамени он получил к десятилетнему юбилею ВЧК в 1927 году, а не в 1919-м, как пишет Е. Биневич.

Впоследствии потомок героя Парижской коммуны командует поочередно Ивановским, Курским и Калининским областными управлениями НКВД. О том, как он продолжал славные революционные традиции на этих постах, пусть расскажут местные «мемориальцы» – материал наверняка найдется.

Открываю только что вышедший в издательстве «Советский писатель» стихотворный сборник Николая Олейникова, и меня не покидает горькое чувство, когда читаю веселые стихи, написанные опять же не Моделем, а Н. Олейниковым совместно с Е. Шварцем:

Улица Чайковского,
Кабинет Домбровского,
На столе стоит портвейн,
За столом сидит Вайнштейн. 

К кому же вы ходили в гости, невинно убиенные поэты?