В постсоветской России обе формы собственности — частной и государственной — не эффективны. Эффективность всякой формы собственности, повторю, по современным экономическим законам предопределяется эффективностью ее организационного строения. Промышленно развитые страны в настоящее время вышли на ступень вертикально интегрированного строения общественного воспроизводства. На этой основе там организованы все главные формы собственности. Поэтому хоть частная, хоть государственная формы капиталистической собственности — в США они на порядок эффективнее, чем частная или государственная в постсоветской России. Поэтому бессмысленно ратовать за приватизацию или ренационализацию, если снова будет старая производственная система.
Весь мирохозяйственный опыт, в том числе и опыт Советского Союза, говорит об этом — как успешный, так и неудачный. Вместе с индустриализацией СССР в 1930-х годах были получены наиболее передовые для своего времени организационные формы производства. Но три десятилетия спустя, в 1960-1970-х годах они перестали быть передовыми, поскольку не реформировались в своем развитии. В то время организационную революцию несло уже межотраслевое строение производства — вертикально интегрированное, исключающее извлечение прибыли из промежуточного производства.
Этот вызов эпохи сумели распознать в США, но не сумели в СССР. Создаваемые уже в конце существования Советского Союза межотраслевые комплексы несли в себе в основном задачу соединения межотраслевой формы производства с наукой. Таким образом, отраслевое строение, рожденное в 1930-х годах, в течение трех десятилетий ведущее экономику с ее плановой системой на вершину развития, с 1960-х годов начало отбрасывать ее назад, к отсталости и отторжению от научно-технического прогресса.
Несколько слов о госкапитализме. Госкапитализм является исторически высшей и последней стадией эволюции капитализма. Он отрицает частный капитализм, частный капитал и класс частных собственников. При госкапитализме власть и собственность принадлежат совокупному деперсонифицированному капитализму, а рынок труда и капитала функционирует в качестве планово-централизованного.
Ничего подобного в России нет. У нас царит полная противоположность госкапитализму, страна отброшена к самой низкой и отсталой стадии капитализма. Даже созданные госкорпорации с их органическими недостатками подвергаются жесточайшей критике неолиберальными членами правительства и околоправительственными учеными и специалистами. Уже неоднократно раздавались призывы ликвидировать их, передать в частные руки.
Отсталая экономическая система современной России лишь удаляет ее от высшего капитализма и госкапиталистической стадии, обрекая ее на нарастание системного кризиса, деиндустриализациию, массовое обнищание населения и его вымирание.
В реальной жизни число хозяйственных укладов значительно больше. Они не исчерпываются государственным и частным. Существует еще совершенно особый — олигархически-компрадорский. Именно он господствует над постсоветской экономикой, захватил контроль над командными высотами экономики, и именно он ответственен за то, что хозяином положения в пореформенной России является зарубежный капитал.
Олигархически-компрадорская система, сформированная в период антисоветских реформ 1990-х годов, настроенная на превращение российской собственности в иностранную или офшорную, приняла вид экспортно-сырьевой модели. По данным за 2016 год, в общей массе зарегистрированных организаций количество государственных составило 1738 единиц, а иностранных в 5,6 раза больше — 9712 единиц. Что же происходит в банковской системе? Если на минутку поверить в мифические 70 процентов госсектора, то тогда и банковская система должна на 70 процентов быть государственной. Согласно же отчетным показателям, в среднем за период 2015–2017 годов доля государства в банковской системе не превысила 6,5 процента, то есть удельный вес государства в банковской системе в ю,8 раза меньше пресловутых 70 процентов. Напрашивается вывод о том, что банковская система и народное хозяйство живут отдельно, сами по себе. Парадокс, да и только! В то же время доля иностранного капитала в банковской системе страны в среднем в эти же 2015–2017 годы составила 45,5 процента, что в 7 раз выше, чем доля государства.