На краю света

— Теперь будешь бегать ты, а я буду засыпать каменным дождем, — решительно сказал я.

Но Леня наотрез отказался от моего предложения.

— Давай лучше бить птиц поодиночке. Наверняка, наповал.

Часа через два охоты у нас было набито восемнадцать птиц.

Сбили мы их больше сорока, но добрая половина попадала вниз, и нам оставалось только смотреть, как собаки с аппетитом закусывали ими, благодарно посматривая на нас.

Наконец внизу показался Костя. Он шел усталой, расхлябанной походкой, а в отдалении за ним бежали облизывающиеся собаки.

— Скоро обед! — закричал нам Костя. — Слезайте! Пора домой!

Мы спустились вниз. На поясе у Кости, раскинув широкие длинные крылья, болтался один серый поморник.

— Один выстрел — одна птица? — спросил Леня.

— Разве это охота? — дрожащим голосом ответил Костя. — Это не охота, а просто какая-то всесоюзная олимпиада! Я, наверное, верст восемьдесять избегал, еле на ногах стою. — Он обернулся к собакам и с ненавистью погрозил им кулаком. — Разве на такую прорву настреляешь? Кайр всех пожрали, а вот эту падаль, — он тряхнул своим поморником, — даже и есть не стали. Только поэтому и достался мне, а то с пустыми руками пришлось бы итти домой.

Собаки, видя, что кормежка закончилась, весело побежали впереди нас, а мы, усталые и разбитые, медленно потащились к зимовке.

Добычу мы сдали Арсентьичу, который с презрением отшвырнул Костиного поморника, а чистиков долго задумчиво рассматривал и обнюхивал со всех сторон, наверное соображая, как же их надо готовить.

На другой день за обедом была торжественно подана свежая дичь с клюквенным вареньем. Каждому досталось по маленькой птичке.

Так начался охотничий сезон. Теперь, как только выдавалось свободное время, мы брали двухстволки и направлялись на птичий базар Рубини-Рок.

Чистиков мы бить совсем перестали и охотились только на кайр.

Хотя чистики и были очень вкусны и напоминали не то рябчика, не то куропатку, но их нужно было на каждый обед вдвое больше, чем кайр. Половиной кайры можно было наесться лучше, чем целым чистиком.

Снайперы, а их оказалось у нас немало, охотились на кайр с мелкокалиберными винтовками или даже с винтовками Росса, у которых для уточненной стрельбы имеются специальные оптические приспособления.

Теперь мы уже знали, что первое условие удачной охоты — это не брать с собой собак.

А иногда устраивались специальные собачьи охотничьи пикники. Тогда мы собирали всю свору, и к Рубини направлялась целая толпа людей и собак. Мы стреляли только чаек, поморников, бургомистров, и собаки безнаказанно нажирались до отвала.

Победа

Ранним утром пятого апреля я вышел из дома, чтобы посмотреть, что делается на улице. Я был дежурным метеорологом и через полчаса должен был проводить утренние наблюдения.

Долго стоял я на высоком сугробе возле нашего дома. Утро было сухое, морозное, ясное. Солнце низко висело над горой Чурляниса, и поперек всей бухты ложилась черная длинная тень Рубини. Кричали птицы на склонах нашего плато, лениво бродили у домов собаки. Кругом было все так знакомо, так привычно, точно я родился и прожил здесь весь свой век. Я уже знал каждый камешек, каждую излучину берега, каждый островок, который смутно синел в чистом и тихом утреннем воздухе.

Нехотя вернулся я в тихий и спящий наш дом и прошел в свою лабораторию. Привычно тикали в самописцах часы, на привычном месте лежали карандаши, записные книжечки, таблицы. Спокойно и не торопясь я зажег свет в шкафике с барометром и принялся за работу.

Через десять минут, сдав свою телеграмму радисту, я вышел из рубки и потихонечку побрел к себе на Камчатку, любуясь сверкающим утром, осматриваясь по сторонам, прислушиваясь к голосам птиц. Выйдя из-за бани, я спокойно осмотрел бухту и остановился. Что такое?

К берегу усталой, медленной походкой по бухте шел человек. Рослый, плечистый, замотанный шарфом, в рукавицах, в низко надвинутой шапке.

Да это же Редкозубов! Ну да, он! Редкозубое возвращается один. А где же собаки, нарты? Где Ндумыч? Где Боря Линев, Гриша Быстров?

Страшное предчувствие новой беды бросило меня в жар. Я молча побежал навстречу Редкозубову. А он остановился, сдвинул шапку на затылок и, широко и радостно улыбаясь, поджидал меня.

— Что случилось? — закричал я, подбегая к нему. — Где Наумыч?

Редкозубов рассмеялся.

— Поди уже чай пьют в кают-компании.

— Какой чай? — спросил я, ничего не понимая. — Где Борька, Гриша, собаки?

— Да дома уже все давным-давно, — добродушно сказал Редкозубое. — Что вы, в самом деле? Разве вы их не видели? Они от Дунди поехали на пустой нарте, а я пешком потихонечку пошел.

— А мотор?

Редкозубов свистнул.

— Мотор! Весь самолет у Медвежьего стоит. Притащили весь самолет, целиком.

— Как притащили? Что вы городите?

— Так и притащили. До Медвежьего доволокли, а уж дальше никаких сил не хватило. Оставили на льду. Теперь вы потащите. — Он хлопнул меня по плечу. — Там он и был, где мы с вами его видели.

— Так идите же скорее домой, — засуетился я. — Ребят надо бы разбудить, Арсентьича..