– Кабы не ты, – не жить бы мне, – едва проговорил Тюменец, моргая глазами.
– Э! Полно! Сегодня я тебя выручил, завтра – ты меня. На том стоит наше товарищество, – ответил Дежнев.
Тюменец повернулся к моржу. Зверь уже не рычал, а лишь тяжело вздыхал. Кровавая пена капала с его губ.
Дежнев подал знак Солдату прикончить зверя.
Вечерело. Дежневцы заканчивали разделку туш убитых моржей. Одни снимали с них шкуры, другие срезали и складывали в бурдюки сало, вырезали мясо. Третьи очищали головы зверей. Черепа моржей вместе с их клыками, называемыми «рыбьим зубом», шли в государеву казну и тщательно учитывались.
Дежнев, снова и снова думая о Попове, медленно возвращался на коч. Как и другие охотники, он нес одну из тяжелых сум, наполненных охотничьей добычей.
Движение стада моржей, ложащегося на ночь, постепенно стихало. То там, то здесь между моржами возникали короткие схватки. Рев и беспорядочная возня вспыхивали и быстро затухали.
– Дядя Семен! – обратился к Дежневу шедший за ним Савва Тюменец. – Парус!
– Юрий Селиверстов подходит. Не гораздо он торопился.
– Но куда же он, рыбий глаз, прет? В самое лежбище!
– Всех маток распугает, мухоморный пьяница! – проворчал Артемий Солдат.
С подходившего коча слышалась громкая перебранка.
– Молчать! Я – хозяин! Где велю, там пристанешь! – донесся до Дежнева грубый окрик.
На коче спустили парус. Судно подошло к моржовому лежбищу на веслах и врезалось в гальку. Ближайшие моржихи, подхватив детенышей, кинулись в воду.
Дежнев бросил свою суму и решительным шагом направился к подошедшему кочу. Его спутники последовали за ним.
Дежнев был в сорока шагах от коча, когда в наступивших сумерках он увидел, что несколько человек сошли с него на берег. Почти сразу же грянул выстрел. Стрелявший целил в моржонка, выглянувшего из-за круглой спины своей матери.
Моржонок хрюкнул и свалился замертво. Выстрел всполошил все стадо. Невообразимый рев поднялся со всех сторон. Моржи зашевелились.
Широкими шагами Дежнев подошел к высокому костистому мужчине, отличавшемуся рыжеватым цветом короткой бороды и глубокими складками на щеках. Это был Юрий Селиверстов. Он с любопытством наблюдал, как моржиха, издавая жалобные стоны, подталкивала к воде убитого детеныша. Она ползла у самых ног людей, пытавшихся палками и рогатинами преградить ей путь. Моржиха не видела людей, не обращала внимания на удары…
– Ты что делаешь? – гневно спросил Дежнев.
Селиверстов неторопливо обернулся.
– А что?
В этот миг моржиха схватила ластом мертвого детеныша и бросилась с ним в воду.
– Упустили, дурачье, – процедил сквозь зубы Селиверстов и сплюнул.
– Ты что хочешь? Все стадо распугать?! – еще более грозно спросил Дежнев.
– А ты что ко мне пристал? – нагло ответил Селиверстов, заложив руку за пояс.
Он в упор смотрел на Дежнева. Несколько мрачный взгляд его выражал бесстрашие и уверенность в себе. Перед Дежневым стоял человек, привыкший грубой силой сметать со своего пути препятствия. Дежнев понимал, – Селиверстову бесполезно что-либо доказывать. Жизненный опыт научил его, что доказывать справедливость есть смысл лишь человеку, имеющему и ум, и совесть. Селиверстов же не был лишен ума, но с совестью у него обстояло не столь благополучно.
– Тотчас отведи коч за те камни, – приказал Дежнев, не спуская глаз с Селиверстова. – Поставишь его рядом с моим.
– «Отведи!» – насмешливо повторил Селиверстов. – Что я тебе? Покрученик? Батрак?
– Не выполнишь, – отберу коч и живо спроважу тебя с корги, – раздельно, не повышая голоса, проговорил Дежнев.
Поворчав, Селиверстов, однако, подчинился. Он вернулся на коч и отошел от берега.
Лишь один человек с его коча остался на берегу. Ему можно было дать лет сорок. Одетый, как большая часть промышленных людей, в грубошерстный кафтан, он тем не менее отличался от них лицом и манерами, обличавшими человека образованного и бывалого. Это был торговый человек Анисим Костромин, пришедший на Анадырь около пяти лет назад с отрядом Семена Моторы. Здесь, на Анадыре, Костромин превратился в промышленника-зверобоя, добывая моржовую кость наравне с прочими. Ему Дежнев поручил довести до корги коч, одолженный Селиверстову для промысла.
– Ну что, Анисим? – спросил Дежнев Костромина, обратив внимание на его озабоченный вид.
– Зря ты, приказный, дал этому волку коч. Напрасно пустил его на нашу коргу.
– Что поделаешь! – вздохнул Дежнев. – Воеводский наказ привез.
– Хорошего человека употчуешь кусом, а худого, видно, не употчевать и гусем. Уж чего только мы ему не сделали! И все хорошее. Корм дали. Избу ему освободили: живи-поживай! Два коча дали. На коргу пустили. Так нет же! Что хаму ни дай, все ему мало!
– Что ж он сделал? – нетерпеливо спросил Дежнев. – Уж напакостил?
– Хочешь знать, отчего мы испоздали? Только ты ушел, Юшка Селиверстов гонца стал сряжать, Аверку Мартемьянова.
– Куда же гонец-от понадобился?
– На Колыму. Дале того – в Якутский острог!
– Ишь ты! А ведь ничего не сказал мне! И я бы с тем гонцом послал отписки воеводе. Давно о наших нуждах надобно ему отписать.
– Где там! Гонец-от тайный был!
– Зачем же ему быть тайным?