В осанке и в движениях артиллерийского офицера были отчетливость, легкость, сухая строгость, а во взгляде залегла усталая печаль. Шольц козырнул офицеру разухабисто, — он, видно, сильно выпил. Офицер ответил скупым броском руки и обратился прямо к начальнику станции:
— Я еду по казенной надобности, с секретными документами. Мне положено отдельное купе.
Шольц отрекомендовался и объяснил, что везет политического арестанта и тоже нуждается в отдельном купе. Офицер нервно пожал плечами и отвернулся, предоставив начальнику станции поступать, как будет угодно. Мне показалось, что в его грустных глазах мелькнуло презрение, когда он взглянул на жандарма и шпика. Безотчетно артиллерист мне нравился.
В вагоне было два закрытых купе, каждое возле выходов на площадку. Одно отвели нам, другое — артиллеристу.
До отхода поезда оставалось много времени. Шольц отправился в буфет. А меня шпик и жандарм «препроводили в вагон». Сейчас их очень занимало, сумеют ли они «закусить» на вокзале. Шпик был недоволен Шольцем и высказал это жандарму:
— Понимай он обо мне, об тебе как об человеке, он велел бы наручники взять. И было бы всего делов — надеть на фраера. А нам бы — гуляй по одному в очередь в третий класс, в буфет. Так он нет тебе, чтоб о нашем брате подумать: эксплуатирует нами.
И еще они высчитывали, сколько им будет положено за поездку в Москву прогонных и прочее. Шпик и тут мрачно упомянул о Шольце:
— Особенно не зарься: он норовит побольше себе в карман. С этого камня лык не надерешь.
— Да уж, оно уж известное дело, — отозвался зло жандарм, — не жди от кошки лепешки, от собаки блинов.
Из их разговора я уловил, что мне хоть и «положено» «путевое довольствие», но я не получу его: «В тюрьме небось нажрался».
Ротмистр пришел в сопровождении еще одного жандарма. Он осмотрел купе, попробовал, легко ли ходит ручка двери, посвистал, покурил, затем взглянул на часы:
— Времени еще охапка!
Какая-то мысль возникла в его мозгу. Он игриво улыбнулся этой мысли и сделал условный знак шпику:
— Фик-фок на правый и на левый бок!
Шольц вышел, а шпик сейчас же запер купе изнутри… И трое этих людей, два жандарма и шпик, избили меня.
Они били меня издевательски, зверски. Но не тронули лица. Был во время избиения короткий миг замешательства: в дверь постучали. Жандармы и шпик остановились, но не отозвались. Стук повторился. Один из жандармов вышел, закрыв за собой дверь. До меня донесся голос артиллерийского офицера. Он что-то спросил, жандарм ответил:
— Ваше благородие, по приказу их благородия насчет каких вопросов об арестованном ничего не позволено и все запрещено.
Вернувшись в купе, жандарм снова запер дверь изнутри. Шпик спросил:
— Он?
— Он.
Жандарм с новым, подогретым бешенством ударил меня. Шпик выскочил из купе, но скоро вбежал обратно.
— Чего он там? — забеспокоился жандарм.
— Ничего, ходит по вагону и, видать, шибко не в себе.
— Ходи, ходи, сволочь паршивая, пока самому харю не отгладили!
Шпик сделался от усталости багровым. Он очень был недоволен мной:
— Ишь глядит как истукан! Все они такие, черти. Бей, не бей — им все одно. Коль и охнет, так и то вприкуску. Чугунные они, что ли?.. Не иначе — колдовство какое знают.
Ротмистр вернулся и сделал вид, что совсем не интересуется тем, что могло без него произойти. Он приказал только «освежить воздух» и подержать дверь в коридор приоткрытой, достал из кармана флакончик с одеколоном и побрызгал вокруг себя.
Вагон наш был уже прицеплен к поезду, но посадка не началась и никого, кроме нас, в вагоне еще не было.
Ротмистр отпустил одного из жандармов, а сам снова отправился, очевидно в буфет, — он был уже достаточно навеселе.
Шпик и оставшийся жандарм вышли в коридор, не прикрыв за собой дверь. Судя по голосам, они расположились покурить у выхода из коридора на площадку.
Я остался в купе один. «Надо действовать», — сказал я самому себе. Обычно, когда получаешь возможность сосредоточиться, первая мысль — о том, что предпринять, что сделать.
Минуты идут… Неужели не придумаю ничего? Перед глазами у меня низенькая лесенка-стремянка… Что, если ею выбить окно, а затем выпрыгнуть? Но звон стекла услышат шпик и жандарм. Да и невероятно, чтобы на путях никого не оказалось… Полетят разбитые стекла, человек прыгнет из окна… это привлечет внимание, и найдутся охотники ловить, кричать. Нет, это не выход… это уж расчет на невероятное. А может быть, проскользнуть незаметно в коридор и пробежать к противоположному концу вагона, а оттуда выйти через площадку? Однако это опять расчет на невероятное. Ведь невероятно, чтобы шпик и жандарм не оглянулись, обязательно они будут следить за купе, держать его дверь в поле зрения. Невероятно, чтобы они отвернулись за чем-нибудь как раз в то самое мгновение, когда я скользну из купе в вагон.