Как мы знаем из Очерка 1, в те годы уже никто восточнее Ямала не плавал, но те, кто плавал немного раньше, тратили всю навигацию на путь либо от Оби до Енисея, либо от Енисея до Пясины. Те, кто мог быть занесен бурей восточнее Пясины, погибли бы близ нее, не имея средств зимовать, а если бы чудом выжили, поплыли бы назад, на запад. Берег за Пясиной круто поворачивает на север, где новых запасов, взамен истраченных, никак не сделать.
Столь же сказочным образом (допускает тот же автор), его герои могли попасть с острова Фаддея Северного на Новосибирские острова, и опять — не тратя ни припасов (давно истраченных), ни времени (весьма короткого лета).
Впрочем, удивляться не стоит, поскольку перед нами всего лишь продолжение давней традиции. В Очерке 5 мы увидим, что Семен Дежнев якобы смог в коче, то есть в большой лодке (а не в корабле, способном лавировать и плыть в бурю), в одну навигацию обойти вокруг всей СВ Азии. Так что Бурыкин даже не самый смелый. В том же Очерке мы узнаем, что совсем уж отчаянный историк Арктики, Б. П. Полевой, «открыл» героя, якобы проплывшего за два летних месяца из устья Лены в устье Анадыря, по пути, между делом, торгуя в реках. Осенью этот герой (звали его Иван Рубец) открыл заодно и полуостров Камчатку, и не только открыл, но (гулять так гулять!) решил до зимы подняться по реке Камчатке, дабы узнать, длинна ли она. И поднялся-таки до верховья — видимо, Полевой не знал, что на одно это нужен был тогда целый сезон.
Ювелирные изделия таймырских находок [ИПРАМ, табл. XIV]. Основная их часть не могла принадлежать простым труженикам (перстни
3. Мыс Колчак, или: Здесь они могли зимовать
Обходя по берегу остров, названный позже его именем (см. карту на след, странице), Никифор Бегичев вел дневник. Под конец пути он, между прочим, записал:
«Стали возле разваленной избы. Неизвестно кем это было и когда построена изба. Видно постройка была очень давно и не инородцами. Я нашел в избе пять топоров, на подобие алебард и шахматные фигуры, сделанные из мамонтовой кости» [Бегичев, с. 77].
Вот и всё, что он написал о своей замечательной находке, и никого к ней не привлек. Жаль, находка могла быть не хуже тех, что у мыса Фаддея. Сейчас, через сто лет, там вряд ли стоит что-то искать — на том же, примерно, месте нынешняя карта показывает охотничью избу, а это значит, что остатки древней избушки давно сгорели в печи, остальное затоптано. Впрочем, саму площадку найти нетрудно, поскольку Бегичев, гуляя, ходил отсюда к проливу на юге:
«Простояли здесь неделю. Море взломало в проливе лед… Нам по льду было идти уже нельзя, да и пройти оставалось недалеко». Бегичев отправил помощников с оленями «через тундру прямым путем перерезать мыс…. а сам пошел пешком, обойти вокруг мыса. Южная оконечность острова обрывается каменистым высоким берегом. Я дал ему название мыс Колчак» [Бегичев, с. 77–78].
Словом, надо идти от скал мыса Колчак на север, идти близ берега и искать следы стоянок между скалами с юга и отмелью с севера (см. карту).
Всё же, сказанное Бегичевым весьма содержательно: изба была русской, видимо, зимней (иначе он назвал бы ее поварней); топоры были похожи на алебарды, но не алебарды — вероятно, это были, как и в ПСФ, обычные тогда рабочие секиры. И еще там были шахматы, притом местного изготовления. Этого достаточно, чтобы сопоставить вещи у мыса Колчак и у мыса Фаддея.
Мыс Колчак лежит в стороне от естественного пути из Хатанги вокруг Таймыра, и это, возможно, привело Троицкого к той мысли, что плавание было со стороны Лены. Но он не учитывал (как не учитывали и другие авторы) возможности объединения двух групп (хотя составной характер отряда ПСФ бросается в глаза). Одни могли плыть из Хатанги, другие из Усть-Оленька (см. п. 11 Очерка). Как обычно, ответ на одни вопросы порождает другие. Где могла состояться встреча? Кто из них зимовал в бегичевской избе? Как могли оказаться брошенными пять топоров? Тут снова возможны варианты.