Мысы Ледовитого напоминают

«именно захват туземных женщин казаками и жестокое с ними обращение были одной из основных причин выступлений аборигенов против московской власти по всей территории Сибири […] именно женский вопрос — вернее отсутствие ответа на таковой — и стал причиной общего неустройства» [Кречмар, с. 312].

Положение стало меняться в XIX веке, не столько от смягчения нравов или власти, сколько от охлаждения ее к ясаку — соболь почти исчез, а страна перестала зависеть от его экспорта еще где-то в XVIII веке. Сборщик ясака перестал быть хозяном жизни, и сибирские нравы стали приближаться к собственно российским, где гарем мог быть, за редким исключением, лишь у помещика.

2. Казна денежная, ювелирная, меховая. Воровская?

Монетная казна ПСФ сходна по соотношению монет с русскими кладами XVII века [Свердлов, 2001]. То, что на острове и у избушки лежали две части одной казны, видно из близости их структур: в обеих монеты разного возраста имеют близкие доли, притом резко отличные от тех, что в торговле. Если бы это были личные деньги разных участников, то в обеих преобладали бы новые монеты, как на рынке. Даный вывод общ для всех вариантов путешествия, излагаемых в Очерке, и нам важно одно: деньги, вероятно, имели единый источник. Он явно не был рыночным, а потому мог храниться до ПСФ долго.

Часть монет найдена лежащей столбиком — видимо, монеты были зашиты в пояс, позже сгнивший в ничто. Все остальные монеты, наоборот, найдены россыпью — видимо, они лежали по карманам. То ли владелец платил спутникам за работу, то ли их разобрали после его смерти, то ли их у него отняли.

Смелее всех обошелся с монетами ПСФ Алексей Бурыкин, известный лингво-топонимист: хотя всем и всегда было очевидно, что они были разбросаны людьми в беде, как попало (следовательно, часть осталась по карманам и для нас утрачена), наш автор выводит из их количества численность экспедиции: 7 человек либо 14. Для этого ему пришлось еще и предположить равное распределение монет по участникам-мужчинам (что для XVII века невероятно), но для женщины половинную долю, да еще неполноценными монетами [Бурыкин, с. 107]. Неравномерное распределение монет по годам он связал с «состоянием торговых дел компании мореходов, которой принадлежала казна» (с. 111).

Мне кажется верным назвать более скромный источник тридцати рублей — итог долгого накопления, какое вела не слишком богатая семья служивых.

Есть у Бурыкина важное замечание, ранее не известное: полушки распределены по времени чеканки совсем не так, как копейки, — чем старше, тем их больше, не только абсолютно, ни по сравнению с копейками тех же лет. Это не случайно, так как эффект виден и на острове, и в избушке. Объяснения данному факту у Бурыкина нет.

* * *

Полярный гидрограф Владилен Троицкий, энтузиаст истории Таймыра, легко собрал на острове Фаддея полкилограмма шерсти, и экспертиза показала, что там примерно половину составил соболь, половину песец [Троицкий, 1991]. Экспертиза комков шерсти, привезенных ранее Окладниковым, дала примерно ту же долю. Тем самым, вне «складов пушнины» (слова Окладникова, брошенные мимоходом[275]) и даже вне раскопа, притом без особого поиска Троицкий собрал остатки меха с десятка или больше особей.

Владилен Александрович Троицкий

Но мех лежал повсюду (в частности, в 19 квадратах раскопа, а всего их 36). Стало быть, там были остатки сотен шкурок вне «складов», а значит, вместе с двумя «складами» — заведомо много больше тысячи. Если кочей было два, то должно было оказаться более двух тысяч шкурок, из них соболей больше тысячи, а вернее, несколько тысяч. Окладников это явно понимал, но не включал в свои выводы нигде прямо. Зато оставил несколько косвенных, например:

«Да и что могло заставить экспедицию с ее драгоценным грузом оставить лучшие соболиные угодья тайги..?» [ИПРАМ, с. 32],

Ответа Окладников не дал, перейдя вместо этого к описанию «орнаментированной сумочки», где и намекнул на ответ: «к востоку от Енисея, в Якутии и на Чукотке, такой орнаментальный стиль совершенно неизвестен» (с. 33). Демонстративно снова пропущена Хатанга; то есть вовсе не из «лучших соболиных угодий тайги», а из южнотаймырской лесотундры уходили, надо полагать за Окладниковым, герои ПСФ, уже обремененные «драгоценным грузом».

* * *