Мысли широко

паузу, как будто мысль только что посетила его. «Жто Аристотель имел сказать о подобной ситуации?» Чаще всего мы, стажеры, смотрели на носки своих ботинок или переглядывались. «Ну-у, тогда немножка подумайтэ». Он произносил несколько наводящих слов. Наконец один из нас связывал его слова в единое целое. Если мы ничего не могли сказать, он сам заканчивал фразу философа. Но на этом дело не кончалось. Он внимательно рассматривал наши лица и за-тем спрашивал: «Ну-у, жто тепер происходдит? Вы согласны с Аристотелем?» И ждал нашего ответа. Очевидно, что Джордж хотел заставить каждого из нас думать глубоко о любом своем пациенте. Хорошее медикаментозное лечение было лишь частью нашей задачи. Более, чем какой-ли- бо другой врач, Джордж Удварели настойчиво учил нас не рас-сматривать пациента как заболевание или недомогание. Однажды, когда мы обсуждали типы эпилептических припадков и их лечение, он сказал: «Та-ак, кто первым оперировал эпилептические припадки? Какую карту мозга он потом составил?» Прозвучал ответ: «Уилдер Пенфилд, прославленный нейрохирург». «А теперь скажите, какую карту мозга составил Пенфилд? Что он думал о мозге? Считал ли он, что у человека есть душа?» Когда один из нас ответил «да», он кивнул и снова задал во-прос: «А! Но как Пенфилд пришел к мнению, что существует душа?» Следующие десять минут он направлял наши рассуждения. В конце я почувствовал себя весьма обогащенным потому, что у него все становилось уроком — в исторических и фило-софских подробностях. Никто другой так не учил. Он хотел, чтобы мы знали, как великие хирурги и мыслители прошлого понимали заболевание и как изменялась медицина на протяжении многих веков, особенно в последние сто лет. Для меня метод Джорджа Удварели оказался бесценным. Хотя не все стажеры разделяли мое мнение.

— Он — настоящая зубная боль, — высказывались некоторые. Так я впервые услышал отрицательный отзыв о моем учителе. — В самом деле? Я нахожу его восхитительным, — сказал я. — Одно и то же, одно и то же, — сказал он. — Приходится изучать всю эту ерунду. — Я пришел сюда не ради дополнительных лекций, — под-держал другой стажер. - Не за этим нам даны практические занятия. Я просто хочу делать дело дальше. Их мнение не имело для меня значения. Доктор Удварели был ценнейшим учителем, особенным другом и наставником, каким он остается и до сего дня. * Не могу не упомянуть Джима Андерсона, доктора филосо-фии7 в области исследовательской радиологии, — человека, без которого у меня не было бы успешного лабораторного опыта. У Джима Андерсона я научился лабораторным техно-логиям. Несмотря на то, что я получил небольшой грант, он позволил мне совершенно бесплатно пользоваться его лабора-торией и помощью его секретаря. Мне ассистировали его тех-ники, когда я разрабатывал модель опухоли мозга животного, а также в работе с различными способами формирования изо-бражения и в обучении техническим методам. Всегда готовый помочь, Джим Андерсон сводил меня с необ-ходимыми людьми, как только мне становилось что-то нужно. Я высоко ценил его желание обеспечить меня всем, что необходимо для исследований. Он легко мог бы присоединиться к работе, активно помогать мне, а затем присвоить себе успех. В некоторых факультетских 7 Степень доктора философии (Doctor of Philosophy, сокр. Ph.D) в США присуждается как в области естественных, так и гуманитарных наук. Слово Philosophy не должно смущать, поскольку изначально оно имело более общее значение в английском языке «наука вообще», которое в данном случае и сохранилось до настоящего времени. Обладателем этой степени может быть, например, математик. — Прим. ред.