– Интересный ты следователь! Забеспокоился, что бандит с награбленным распрощался.
– Забеспокоился, что нарушен обычный человеческий порядок. Кретю должен ловить ты, а судить суд.
– Мы ловим, а суд выпускает – вот тебе наш человеческий порядок. А тут – и суд и РУБОП в одном лице.
– Лицом бы я это не назвал.
– В общем, ты наверное прав,-примирительно согласился Шаранда, не полный же он все-таки был дурак. И – то ли сказал, то ли спросил:-Ну что, придется нам отреагировать на просьбу потерпевшего гражданина Окретина…
– То есть?
– Сгонять на очередную его "стрелку" – посмотреть на страшных карликов… Я думал, ты мне что-то интересное расскажешь… Ну ладно. Пока!
– Я поеду с вами!
– Поздно, старик, мы уже выезжаем.
– А где стрелка? Стрелка где?-почти истерически закричал Комов, но Шаранда трубку уже бросил, после чего его номер больше не отвечал. Давать оперативную информацию по телефону другие сотрудники РУБОПа отказались.
К вечеру Комов узнал: при оперативном задержании ранены трое РУБОПовцев и заявитель, гражданин Окретин. При этом нападавших никто не видел. Больше всех пострадал Шаранда, оказавшийся в ренимации.
– В грудь ему попало. Типа разрывной пули,-сообщили Комову.
– Что значит: "типа"?-резко удивился он беспомощной экспертной оценке.
– Это значит: никто пока такими не стрелял,-терпеливо разъяснил флегматичный голос в трубке,-Дело в том, что пуля была снабжена стабилизаторами. Как ракета.
В командировки Комов ездил с небольшим польским чемоданом. На службу иногда брал атташе-кейс. Пугать Смагина чемоданом он не хотел, а в кейс влезали только дежурные бумаги, книга и, при необходимости, бутылка вина. Тесновато для тапочек, полотенца, нессесера и, опять же, книги (на этот раз – "Музыкальная гамма и схема эволюции"). Не имея выбора, Комов с отвращением достал ободранную пикниковую сумку. Зато теперь было место для всего, даже для пистолета.
Откровенно говоря, особой привязанности к оружию Комов не испытывал, и даже свой "макаров" отыскал не сразу. Но, как верно говорил его дедушка, раз в сто лет каждая вещь пригождается.
– Алло! Игорь Матвеевич? Говорит Комов. Я сейчас к вам подъеду по срочному делу.
– Можете всё сказать по телефону, я прослушки не боюсь.
– Не могу, это важнее,чем просто разговор.
Смагин явно озадачился.
– Алексей Петрович, нельзя ли завтра?
– Никак нельзя.
– Да что за срочность такая?-начал раздражаться Смагин, но Комов не собирался уступать.
"Я тебе не Вовик!"
– Значит, есть причина, если я звоню.
– Вы меня поймали на пороге. Я как раз собирался отъехать. Давайте – часа через два… лучше через три!
– Нет.
– Не понимаю, что это за дурацкое срочное дело, которое не может подождать каких-нибудь три часа!-напряжение в голосе Смагина опять подскочило.
– Позвольте задать встречный аналогичный вопрос: что это у вас за такое дурацкое срочное дело, которое не может подождать три часа?
На другом конце телефонной линии возникло задумчивое молчание, потом – неожиданный смех.
– Убедили. Заезжайте.
– Ничего сейчас не говорите,-сказал Игорь Матвеевич, когда Комов вошел со своей плебейской сумкой.-Едем ко мне домой.
– Зачем?
– Затем, что я всё равно туда собирался.
– Вы же сказали, что у вас срочное дело!-уличающе сказал Комов.
– Я, конечно, понимаю, что срочное дело у такого человека, как я, может быть исключительно в банке или на корпоративном ужине в клубе,-усмехнулся Смагин.
– Вынужден признать вашу правоту. Вы могли, например, забыть выключить утюг.
– Утюг? Я?-переспросил Игорь Матвеевич и страшно развеселился.-Не обижайтесь, Алексей, все-таки у вас извращенные представления о жизни.
"О вашей зажравшейся жизни",-не без злобы подумал Комов.
– Что же, поехали,-сказал Смагин и ловко набрал номер на мобильнике, будто сыграл пассаж на фортепьяно.-Выходим!-многозначительно сообщил он в телефон.
Внизу Вовик распахнул перед ними заднюю дверь легкомысленно оранжевого "Мерседеса", который он арендовал на этот день; телохранитель сел впереди, вытеснив порядочно света и воздуха.
– Ну, не посрамим земли Русской!-сказал Вовик, вжимая в пол акселератор "Мерседеса".
Тот оранжевой птицей вылетел из тихого переулка в коварную уличную гущу.
– Что-нибудь ценное?-спросил Смагин, покосившись на странную сумку в объятиях у Комова.
– Разве не видно?-отшутился тот.
Отчего-то на протяжении всего путешествия в оранжевом "Мерседесе" Комова преследовало непонятное беспокойство.
"Архангел на нервы давит",-убеждал он себя, болезненно щурясь на широкую спину телохранителя.
Но зудящее ощущение чужого пристального внимания вцепилось и не отпускало.
"Черт возьми, неужели это и есть богатая жизнь – чувствовать себя живой мишенью?"-подумал он и вздрогнул, когда мимо окна пронеслась тень – вроде как от пролетевшей птицы.
Окружающая троица не разделяла нервное состояние следователя, и оранжевый "Мерс" летел, наполненный спокойным молчанием. Полет завершился у бело-салатового дома, новоиспеченного из бетона, но под благородную старину.
Телохранитель первым покинул авто, вошел в подъезд и через некоторое время вышел, продемонстрировав своим примером, что всё спокойно.