Мыши

Но хозяин дома уже схватил стакан и с размаху что-то накрыл им.

– Постойте… неужели?..-спросил следователь, отказываясь верить.

– Точно!-подтвердил Смагин.-Вот он, сучара!

Под стеклом стакана скорчился пилот. Видно было, что чувствует он себя после катапультирования не очень хорошо.

– Вы ему хвост прищемили,-сказал Комов.

– Да?-радостно удивился Игорь Матвеевич и еще сильнее нажал на стакан.-Жалко, что на мягком попался, сволочь.

Страдания существа явно усилились.

Алексей ощутил легкий морозец, разглядев на маленькой голове настоящий летный шлем, хоть и размером с игрушечный. Маленькое тело пересекали лямки нераскрывшегося парашюта.

– Послушайте,-произнес Смагин, который тоже всё разглядел.-Это однако уже не ваша греко-микенская культура с паровозами!

– Я предупреждал вас, что процесс пошел!

– Даже можно сказать, полетел,-не очень весело пошутил Игорь Матвеевич.

Пилот между тем завалился набок, теребя лапками лямки на груди.

– Подыхает,-удовлетворенно констатировал Смагин.

– Задыхается,-сказал Комов.-Сделайте щелочку, пусть подышит.

– Еще чего! Пусть дохнет, падла.

– Этого я допустить не могу.

Смагин одарил следователя долгим понимающим взглядом.

– Добились своего, поймали рыбку на живца?

– Сначала ее… его… надо допросить,-сказал Комов, с беспокойством наблюдая, что пилот уже совсем плох.-А потом пусть его осудят и расстреляют. Согласны?

– Знаю я наш продажный суд,-пробурчал Игорь Матвеевич.-Раз я эту тварь прихлопнул, значит, ее судьба в моих руках.

– Я вам не позволю убить арестованного!

– Вы еще о моратории на вышку вспомните! Это же тварь!

– Не исключено, что эта тварь сообразительнее нас с вами.

– Ладно,-уступил Смагин.-Забирайте. Пусть она… оно… поможет вашему благородному делу. Засуньте ему паяльник в задницу.

– У нас другие методы… Пустая трехлитровая банка найдется?

– Извините, я огурцы не консервирую.

В конце концов решили посадить пойманную тварь в стеклянный кувшин.

– Посудину я вам лично верну,-пообещал Комов.

– После того, что вы накрушили, лить слезы по какому-то кувшину было бы просто смешно!

Передвинув стакан к краю дивана, они сбросили обмякшее тело пилота в подставленный кувшин. На горло кувшина надели дуршлаг и примотали его скотчем.

– Прямо Бутырка!-удовлетворенно сказал Смагин.-Чем я вас отблагодарю? (это уже Комову).

– Простите?

– Вы мне все-таки жизнь спасли… И куртку свою, вон, испачкали.

– Не волнуйтесь, обо мне позаботятся.

– Кто? Государство? Сколько вам платят, я знаю.

– То есть? -оскорбился Комов.

– Ниже пупка.

В памяти у Алексея всплыли сначала столики "Пикадилли", потом голос Марата, и пришлось сделать над собой довольно неприятное усилие, чтобы сказать:

– С моим пупком я сам разберусь.

– Что ж, спасибо за всё. А я, наверное, теперь все-таки очень скоро съеду. Отправлюсь подальше, куда эти твари не скоро доберутся. Они ведь не водоплавающие?

– Не тешьте себя надеждой.

– Отнюдь не надеждой. Просто я всегда верил в чудеса.

Комов чуть не поперхнулся.

– Вы?!

– Не волнуйтесь, я полный циник, как вы правильно обо мне думаете. То, что я сказал – это обычный прагматический расчет: когда надеяться не на что, надо надеяться на чудо… Ну, так что я могу для вас сделать?

– Не сейчас,-сказал Комов, уже не отбиваясь изо всех сил.

– Когда же?

– Потом… когда свершится чудо… или… позже, ближе к пенсии.

– Договорились. Надеюсь, что мы оба доживем до вашей пенсии.

– Если доживем до конца года.

– Фу! Почему так печально?

– Не знаю. Наверное, потому, что я не циник и, следовательно, не верю в чудеса.

Смагин засмеялся. Потом посмотрел на часы и замялся.

– Я отъеду часика на два, а?

– Куда?-остолбенел Комов.

– К… одной знакомой.

– Ладно. И я с вами.

Теперь остолбенел Игорь Матвеевич.

– Вы что – не в себе?

– Вот, значит, оно, ваше срочное дело!

– Видите ли… что тут делать? Семью-то я отослал за границу, как и обещал вам…

– Не надо меня втягивать в ваши личные проблемы! Надеюсь, вы понимаете, что без меня ваши передвижения пока исключены? А я к вашей… этой… знакомой не поеду.

– Тогда – может пригласим ее сюда?

Комов не нашел сил, чтобы возразить заискивающему коммерсанту, а Смагин догадался тут же быстро набрать номер.

– Пупс? Ты извини, я приехать не могу… Да, круто изменились обстоятельства. Дня через два я улетаю… Да, далеко… Нет, очень надеюсь, что не навсегда… Ну, не расстраивайся. Заезжай – попрощаемся… Нет, не один, с ангелом-хранителем. Ты его не знаешь. Некто вроде вновь обретенного родственника… Проведем вечерок чинно, по-семейному, чаю попьем…

25.

Уже на следующий день после пленения маленький серый пилот был в надежных руках. В недрах одного из громоздких зданий на площади Лубянка он – уже без шлема и парашюта – лежал на канцелярском столе на специально изготовленном по его росту станке; все четыре лапы и хвост были аккуратно зажаты в нехитрые приспособления.

Кроме него, в тихой просторной комнате, обитой деревянными панелями, находились два человека в серых костюмах и один в темно-зеленом. Все трое курили; пилот, разумеется, нет.