Мвене-Ньяга и семеро пророков

Я хочу закончить эти заметки рассказами о людях, которых встретил на разных широтах, о советских людях, заброшенных на Черный континент.

Доктор из Вереи

«Медицина, которая служит человеку, слагается из искусства и науки, и над ними простирается чудесный покров героизма… Это распространяется также и на врачей будней, на великого и малого практика, который, не чувствуя страха, подходит к постели страдающего от тяжелого недуга». Гуго Глязер «Драматическая медицина»

В Африке и вообще за границей Виктор Портной впервые. Ему тридцать три года. Он окончил Алтайский медицинский институт, работал главным врачом участковой больницы. Потом ординатура при Центральном институте усовершенствования врачей в Москве. Получил назначение в город Верею. Оттуда его послали в Конго (Браззавиль).

Встретились мы с Виктором в Имфондо, в тысяче километрах от столицы.

Знакомство с жизнью селения на севере Конго я начал с визита к префекту господину Жану Гандо. Это высокий, стройный человек из племени мбоко. Образование у него небольшое — всего начальная школа. Но природная сметка, сообразительность, умение быстро разобраться в обстановке, а также глубокий патриотизм сделали из него руководителя. Господин Гандо сообщает сведения о крае. Они скупы и немногочисленны. В Имфондо и на прилегающих землях живет около тридцати пяти тысяч человек. Промышленности — никакой. Население занимается рыболовством, охотой. Кое-где начали возникать плантации кофе. Префект просит обратить внимание на то, что в Имфондо много рыбы, много плодородной земли, есть редкие породы деревьев да, наверное, и в недрах немало сокровищ. «Мы хотим взять все эти богатства, но пока не можем. Люди неграмотны, у них нет знаний, навыков к высокопроизводительному коллективному труду». Это сказано с горечью и глубоким беспокойством.

Кто в этом виноват?

Есть такие и в самом Имфондо. Это португалец Карлос, француз Ле и другие европейцы, пытавшиеся играть в благодетелей, а на деле выжимавшие последние соки из местных жителей. Но сейчас не о них речь. Сейчас — о Викторе.

Виктору Илларионовичу Портному и его жене Маргарите Ивановне нелегко. Госпиталь старый, основан еще в 1918 году. Оборудование плохое и давным-давно нуждается в ремонте. Нет электричества. Поэтому Виктор взял фару от автомобиля, подключил к аккумулятору, вод ней и делает операции, каждый день — три, четыре. За один только год он сделал триста сложных операций.

Но если бы иметь дело только со скальпелем… Виктор — хирург, жена — терапевт. И вот они заменяют здесь целую поликлинику. Они удаляют зубы, лечат туберкулез, к ним приходят с проказой, ушными заболеваниями, приносят больных, пораженных столбняком. Помимо этого масса других забот, совсем уже не лечебных. Государство отпускает на больницу очень мало средств. Их не хватает для содержания девяноста-ста больных. И вот доктор Портной идет к вождю деревни и просит, чтобы сын вождя, работающий при госпитале сторожем, занялся по совместительству охотой: пациентам нужно свежее мясо. Я видел, как Виктор превращался в ловкого торговца и по сходной цене закупал у оптовика маниок и обезьян для госпитального стола. Он выкраивал франки, чтобы приобрести сетки от комаров для больных туберкулезом. Словом, все приходится делать самому. Конголезские власти оказали ему полное доверие и уже давно отказались от проверок его хозяйства.

— Была такая, как сейчас, ночь, — вспоминает Виктор. — Нас с Маргаритой разбудила крыса, которая, попав в столовую, не могла найти выхода. В ярости она грызла ножку шкафа, шум стоял страшный. Мы думали — пантера. Вы знаете, нас застращали «бывалые» африканисты. Я взял нож, а Маргарита — утюг, открыл дверь и туг увидел крысу. Выпустили ее. Легли было спать. Вдруг барабанный бой. Сейчас-то привыкли. Но тогда…

Действительно, все это надо пережить. Помню свою первую ночь в Инфондо. Вдруг сон взорвал тревожный и частый стук тамтама. Уже не заснуть. Я взял фонарик и вышел. Луна высоко. На крыльце — улитка размером с детский кулачок. Рядом с ней — улитенок. Ветер несет лепестки цветов. Примерно в километре от дома замечаю свет лампы. Иду туда. Все громче звук барабана. Его сменяет хор мужских голосов, потом — женских. На высоком столе, похожем на нары, лежит женщина, покрытая ярко-коричневой тканью. Она умерла утром, а сейчас ее хоронят.