Муссон

– Щиплется внутри, – прошептала она. – О, Аллах, оно уже жжется!

Дориан пробежал последние метры и вынес Ясмини на солнечную площадку среди развалин.

– Бен Абрам! – закричал он. – Бога ради, где ты?!

– Здесь, сынок!

Бен Абрам встал из тени, где ожидал их, и поспешил к ним, неся свою сумку.

– Оно уже началось, отец! Поспеши!

Они положили девушку на землю, и Дориан почти бессвязно сообщил доктору, как Ясмини удалось избавиться от одного пакета.

– Но второй все еще внутри ее, и перец начал просачиваться!

– Держи ее колени вот так, – показал Бен Абрам, а потом обратился к Ясмини: – Мне придется сделать тебе больно. Это инструменты, которые я использую при рождении детей.

В его руке блеснул металл.

Ясмини зажмурилась.

– Отдаюсь на волю Господа, – пробормотала она и изо всех сил вцепилась в руку Дориана, когда Бен Абрам приступил к делу.

Боль отчетливо отражалась на милом лице девушки, она прикусила губы и скривилась. В какой-то момент она негромко вскрикнула, и Дориан тут же беспомощно прошептал:

– Я люблю тебя, цветок моего сердца!

– И я люблю тебя, Доули, – выдохнула она, – но внутри у меня жгучее пламя…

– Я сейчас его извлеку, – предупредил Бен Абрам.

Мгновение спустя Ясмини закричала, и все ее тело напряглось.

Дориан посмотрел на врача и увидел кровь на его руках, когда тот взял серебряный инструмент, похожий на две ложки, соединенные ручками. Через минуту он отпрянул, держа между ложками испачканный кровью, намокший, наполовину развалившийся сверток.

– Достал, – сообщил он. – Но внутрь уже попал перец. Мы должны поскорее отнести ее к воде.

Дориан подхватил Ясмини, позабыв о раненой руке и боли в треснувших ребрах. И побежал со всех ног, прижимая к груди нагое тело Ясмини. Бен Абрам ковылял за ними, все больше отставая, а Дориан мчался между пальмами. Очутившись на берегу, он сразу бросился в воду и опустил Ясмини в ее зеленую прохладу.

Бен Абрам подошел следом с большой бронзовой спринцовкой в руке.

Дориан держал Ясмини так, чтобы нижняя часть ее тела находилась под водой, а Бен Абрам снова и снова наполнял спринцовку морской водой и промывал влагалище девушки. Прошло почти полчаса, прежде чем доктор удовлетворился результатом и позволил Дориану вынести девушку из воды на берег.

Она дрожала от потрясения и боли. Дориан закутал ее в свою шерстяную накидку и положил в тень под деревьями. Бен Абрам достал из своей сумки большую банку целебного бальзама и как следует смазал пострадавшие места.

Через какое-то время дрожь в теле Ясмини утихла, и она заговорила:

– Боль уже проходит… Еще жжется, но не сильно.

– Я сумел извлечь большую часть отравы ложками. Думаю, удалось смыть остальное до того, как перец смог причинить серьезные повреждения. Мне пришлось сделать разрез, чтобы добраться до пакета, но он небольшой, и я сейчас его зашью. А мазь быстро залечит твою рану.

Он ободряюще улыбнулся девушке, готовя иглу и кишечную нить.

– Тебе здорово повезло, девочка, и ты должна поблагодарить за это Тахи и аль-Салила.

– Но что мы теперь будем делать, Доули? – Ясмини протянула руку к Дориану. Дориан сжал ее пальцы. – Я же не могу вернуться в гарем.

В этот момент она снова выглядела как та маленькая девочка с обезьяньим личиком, бледная, замотанная в накидку, с мокрыми волосами; ее глаза окружили фиолетовые тени боли.

– Тебе и незачем возвращаться в гарем, и ты туда не вернешься, обещаю.

Дориан наклонился к ней и поцеловал в распухшие губы. Когда он выпрямился, его лицо стало мрачным.

– Мне придется оставить тебя здесь с Бен Абрамом, пока он заканчивает свою работу, – сказал он. – Мне тоже нужно кое-что сделать, но я вернусь очень скоро. Держись, любовь моя.

Он быстро исчез за деревьями.

Забравшись на площадку в развалинах, он снова прошел по туннелю под стеной гарема. Осторожно выйдя на террасу перед гробницей, он постоял там с минуту, прислушиваясь и присматриваясь.

Вокруг стояла все та же оглушительная тишина. Дориан быстро спустился по ступеням и прошел через лужайку. Остановившись на мгновение перед колючей изгородью кладбища, он убедился, что трупы евнухов пока что никто не обнаружил, а значит, и не поднял тревогу.

Потом он осторожно направился дальше.

В дверях маленького дома он снова остановился, чтобы его глаза привыкли к сумраку внутри после яркого солнечного света.

Каш лежал на полу в позе зародыша в утробе матери. Его окровавленные руки все еще сжимали распоротый живот, глаза были закрыты. Дориан решил, что евнух мертв, но, когда он сделал шаг вперед, Каш открыл глаза. Его лицо сразу изменилось.

– Умоляю, помоги старому Кашу… – пробормотал он. – Ты же всегда был добрым мальчиком, аль-Ахмара… Ты не дашь мне умереть…

Дориан нагнулся и поднял с пола свой ятаган.

Каш суетливо зашевелился:

– Нет, не убивай меня! Именем Аллаха, молю тебя о милосердии!

Дориан сунул клинок в ножны на поясе, и Каш с облегчением прошептал:

– Я же говорю, ты добрый мальчик… Помоги мне, положи на носилки…