Мудрые детки

 В круговороте толпы в вестибюле красота соперничала с известностью. На верхних площадках лестницы разместились наряженные лютнисты, непременно присутствующие на банкетах отца; оттуда на входящих лилась старинная музыка. Но, к нашей радости, наверх вела еще одна, вычурно изогнутая, подобно Мэй Уэст, лестница.

— Где Каталка? Куда этот парень ее засунул?

— Понятия не имею.

Предоставив Каталку судьбе, мы сдали меха и рука об руку исполнили еще одно голливудское восхождение по ступеням, хотя, увидев в верхнем пролете свое отражение в большой золотой раме, я испытала привычный шок — две забавные старушенции, на каждой по полкило косметики, наряды уже лет как шестьдесят не по возрасту: звездочки на чулках и обтягивающие зады крошечные юбчонки. Пародии. Нора взглянула на отражение в тот же момент, что и я, и тоже замялась.

— Ой-ёй, Дор, — сказала она, — похоже, мы действительно переборщили.

Но делать было нечего, разве что посмеяться над собой, и, ободренные поддержкой друг друга, мы браво потопали в танцевальную залу. Там-то мы могли еще кое-что показать, хотелось им этого или нет.

Да-да, этот дом мог похвастаться танцевальной залой, и надо было ее видеть. Фасад нависал прямо над парком, на другом конце находились высокие окна. Потолок с лепниной в виде акантовых венков, ананасов, арф, пальмовых ветвей, виноградных гроздьев и снующих ангелочков поддерживали колонны из красного мрамора с золотыми капителями.

Сердце мое замерло, я опять была семнадцатилетней девочкой, с трепетом достающей из сумочки пудреницу, — потому что всюду была сирень, сирень. В вазах, кувшинах, подвешенных на стенах сосудах. Лейтмотивом вечера выбрали белую сирень. Из-за ее запаха я была как в тумане все время, пока мы продвигались в длинной очереди к нише, где на подобии трона восседал наш отец.

В отличие от большинства присутствующих он был одет не во фрак, не в смокинг, а в величественный, тяжелый от обилия вышивки лиловый кафтан. Я подумала: может, у него колостомия? Но кафтан красиво оттенял его длинные седые волосы, все еще густые и тяжелые. Пальцы украшали кольца, каку короля или папы, на шее висел большой золотой медальон. Он выглядел величаво и одновременно празднично. Сердце мое встрепенулось и забилось чаще.

Терпеливо ожидая очереди поздравить его с днем рожденья, мы оказались зажаты между театральным рыцарем и телевизионным диктором, продолжающими трепаться поверх наших голов; они нас порядком достали, но на этот раз мы решили смириться со старушечьей неприметностью; хоть мы и были, не забывайте, расфуфырены, как дешевый окорок на Рождество, но возраст и пол все равно стирали нас из поля зрения окружающих — так вот, на этот раз, юбилея ради, мы решили не устраивать сцен, хотя обычно, если нас не замечают, мы бурно протестуем. Пару раз мне удалось ухватить протанцовывавшее мимо шампанское; нервы у меня, уверяю вас, были взвинчены.

Глазами я искала Каталку, но ее нигде не было. Я начала было за нее беспокоиться, но вскоре пришлось беспокоиться о себе, точнее, о вместимости моего мочевого пузыря, потому что театральный рыцарь целовал Мельхиорову руку раз, другой, третий — в камере каждый раз что-то не срабатывало, казалось, что вечер пустили по кругу. Вспомнив, как во время нашей первой встречи я описалась от волнения, пришлось пожалеть о втором бокале шампанского.

Облаченная в слишком заумный для ее возраста наряд от Вивьен Вествуд, третья леди Хазард пристально смотрела по сторонам, и хотя ее отягощенная брильянтами рука покровительственно лежала на его плече, глаза непрестанно рыскали по заполненной людьми зале, в которой запах дорогих духов и одеколона смешивался с ароматом сирени, горящих свечей и пробивающимся с нижнего этажа запахом изысканных блюд. Госпожа Масленка улыбалась так широко, что кройка и шитье на ее лице грозили распуститься по швам, но все равно было видно, что ей не до веселья.

Ну еще бы!  Она выискивала Тристрама.

Которого нигде не было.

Какое-то время я размышляла, не появится ли таинственный член Общества Иисусова — отец Гарет Хазард, и, если появится, будет ли он в церковном облачении? Мне было до смерти любопытно встретить отца Гарета; я ни разу его не видела и, будучи неофициальным летописцем семейства Хазардов, много бы дала за такую возможность, потому что первое появление в нашей семье индивидуума, избравшего безбрачие — так сказать, невоюющей стороны, — принимая во внимание всю историю отцовств, казалось по-своему логичным.

— Душистый Горошек! — воскликнул отец. — И Горчичное Зерно!

Он обхватил каждую из нас рукой; леди Масленка продолжала стоять с кожаной, не меняющейся при смене посетителей улыбкой — ее мысли явно витали далеко. Она не отличила бы нас от первого встречного, но мы ее отлично помнили по проведенным в особняке Линде воскресеньям, когда она в лоскутном платье с узким лифом и широкой юбкой льстиво хихикала над какой-нибудь колкостью Саскии. Мельхиор тем временем обнял нас так крепко, как только мог, не поднимаясь с места. Потом закрыл глаза и втянул ноздрями воздух.