Так мы выяснили, куда персидская кошка Дейзи делала пи-пи в поезде.
Мы вышвырнули содержимое кискиного ночного горшка из окна, но что теперь делать — оскверненная до последней крупицы священная земля утрачена навсегда! Ничего страшного. Мы наполнили урну землей “Арденнского леса”, взяв ее, чтобы соблюсти хоть какое-то правдоподобие, из копии елизаветинского садика. Так что священная земля была в порядке, как новенькая; в первый день съемок Мельхиор планировал разбросать ее в “лесу близ Афин” — освящение площадки, чествование актеров и вдобавок лакомое блюдо для фоторепортеров.
Я помню тот первый день “Сна”, как будто это было вчера. Мы прибыли в костюмах — оригинальная подобралась компашка, можете не сомневаться. Никаких сопливых феечек со стрекозиными крылышками и цветочными веночками. Нет уж. В наших костюмах Душистого Горошка и Горчичного Зерна на лифчиках и трусах в стратегических местах были налеплены листья, в лохматых париках запрятаны лампочки, но, поглядев, какие костюмы достались другим, мы, скажу вам, поняли, что легко отделались, потому что у некоторых на лбу красовались рога, а неприличные места прикрывали лишь куски меха; другие, будучи жуками, ходили в жестких, блестящих панцирях, защелкивающихся на спине; а пара-тройка несчастных, убранных в кожу и перья, вообще вместо рук махали ветвями.
Ко всему прочему “лес близ Афин” населяли не только феи. Мимо проскакала гигантская мышь с седлом и уздечкой. Кролик в подвенечной фате и с венком. Стрекозы в масках. Несколько гигантских лягушек. Смешанной толпой — гномы, великаны, дети. Неожиданно у меня возникло тяжелое чувство. Я нутром поняла — фильм провалится с треском.
Чингисхан не пожалел денег на открытие. Он притащил на площадку выписанный из Беркли оркестр старинных инструментов — сто человек в чулках и гофрированных воротниках. На одном была ермолка. Пока пытались отладить лютни — их чертовски трудно настраивать, может, поэтому на них нынче почти не играют, — “лес близ Афин” наполнился трезвоном и диссонансом.
Леди А. в наряде от Ланвина и жемчугах присутствовала только в качестве жены режиссера, но ее дочки были в костюмах. Мельхиор дал Саскии эпизодическую роль. Индийского принца.
Ну и индийский принц: тонкое золотое одеяние и тюрбан из той же ткани, лиловое перо заколото аметистовой брошью. Спаси нас, боже, от искушения. Имоген была просто еще одной феей, произносящей лишь одну фразу: “И я”. Но помощник режиссера — одержимый Перигрин — не отставал от костюмерной, пока ей не нашли маску совы, сюртучок чудного покроя из перьев и крошечную розовую пачку — так что в конце концов она торчала точно нарыв.
Группа журналистов подстрекала на шутливые выходки Дейзи Дак, наряженную в зеленый королевский убор из тюля и блесток, и глядите-ка! — опять явное отсутствие полоски от трусов; оседлав полотняный стул, Чингисхан, как обычно, в брюках для верховой езды, дополненных на сей раз хлыстом, пожирал глазами созданный им мир волшебных духов. Вокруг него кружили и суетились журналисты, фотографы, секретари, подхалимы, сценаристки, ассистентки и рабочие сцены — ядовитое перо Ирландца уподобило их возню копошению опарышей на куске гнилого мяса.
Но в этой давке присутствовала одна странная, привлекшая мое внимание чрезмерными стараниями оставаться незаметной фигура; завернутая в плащ, в темных очках и накинутой на голову шали она выглядела, будто ей достался в костюмерной шпионский костюм из второсортного фильма. Куда бы ни направлялась Дейзи, эта печальная тень, не отставая, следовала за ней, растворяясь в толпе при каждом взгляде в ее направлении. Странно. В чем тут дело?
Музыканты ансамбля старинных инструментов собрались наконец вместе по знаку дирижера: но какими силами удалось облачить Стоковского{93} в лосины? Из сумбура звуков стало вырисовываться что-то вроде гальярды, хотя лютневая группа пыталась, похоже, удариться в павану{94}. Когда все стихло, из-за деревьев в ослепительных вспышках камер появился Мельхиор, неся на вытянутых руках на алой бархатной подушке с золотой каймой, по словам костюмерши, позаимствованной из декораций "Елизаветы и Эссекса“, шекспировскую урну, наполненную, как вам уже известно, подлинной, вполне соответствующей церемонии землей "Арденнского леса“.
Мельхиор одарил нас улыбкой, и в поисках поддержки я протянула руку, ища Норину одновременно с тем, как она пыталась нашарить мою. Он улыбнулся и обволакивающим, как шоколадный сироп, голосом произнес: “Друзья”, — и, несмотря на обычное колдовское воздействие этого звука, я беспокойно насторожилась — вдруг он продолжит: “Римляне, сограждане”{95}, — перепутав от важности торжественного момента две речи? Но выяснить это нам не удалось.
- Друзья!