Мудрые детки

Дейзи лошадиными дозами поглощала джин, добрую половину времени была мертвецки пьяна и никогда не носила трусы, говорила, что это вредно для здоровья. Перри не забыл ремесло фокусника и распиливал ее пополам каждый раз, когда собирались гости. Среди гостей непременно появлялся один человек, привлекший мое внимание несмотря на совсем не юный возраст, — он носил очки, в черных волосах серебрилась седина. Костюм вечно измят, иногда — в пятнах; галстук распущен, порой его не было совсем. Он не был похож на остальных, на всем его облике лежала печать невезения. И от него всегда несло алкоголем. Но из всей разношерстной компании, стекающейся в летящем по Новой Мексике и Аризоне “Супер Чифе” на вечеринки к Дейзи Утке, или Делии Делейни, именно его Перри чаще всего выбирал в собеседники, и я краем глаза наблюдала за ними, пока какой-нибудь помощник режиссера, или каскадер, или дублер ведущего актера, тесно прижимаясь ногой к моему бедру, распространялся о танце как форме секса в стоячем положении. Я в курсе, как зубы заговаривают. В танцах потертый очкарик был не силен; набравшись сивушного джина и помахав руками, он отключался, но что-то меня в нем привлекало.

— Дора, милочка, — сказал заметивший мои тайные взгляды Перри. — Позволь представить тебе моего дорогого друга, ^{85}, моего соавтора, — он, я да Вильям Шекспир — соавторы сценария. Ирландец, познакомься с Флорадорой.

У меня в сумочке всегда было припасено все, что надо, — заранее не знаешь, когда может понадобиться. Нора ушла к Тони, так что купе было в моем распоряжении. Пока я раздевалась, он хотел выйти в коридор, но я сказала: “Не уходи; если хочешь, смотри, не хочешь — отвернись. Я не стесняюсь”. Он, однако, стеснялся, Ирландец — он ирландец и есть; пока я приготовлялась, он смотрел в окно на освещенные луной вершины.

Ночь, тишина, пустыня, скалы, лунный свет.

— Мой бог, какая ты красавица, — обернувшись, сказал он.

Я знала, что он так скажет. Все это говорили. И, увы, я заранее знала, что не смогу ответить ему тем же.

Мой первый старик. Нет, несправедливо о нем так говорить. Он не был тогда стариком, не таким старым, как я сейчас; ему едва перевалило за сорок, точь-в-точь, как моему негоднику дядюшке, который сейчас доставлял Дейзи, по ее собственным словам, самое большое в ее жизни наслаждение. Но у Ирландца была, можно сказать, старая душа. Великое будущее уже лежало у него за плечами. Его сердце уже отгорело. Я понимала, что с ним нужно обращаться очень бережно.

 Видите — ряд книг? Вот здесь. Взгляните на посвящения: “Свет моей жизни”, “Утренняя радость”, “Мой последний шанс”. Эти посвящения произвели в свое время большое впечатление на моего сводного братца/племянника, малыша Триса, он даже упрашивал меня сделать передачу. Я сказала: “Нет”. Нечего обгладывать старые кости. Иногда мне пишет какой-нибудь аспирант, я сжигаю письмо. Бедный старый Ирландец. Я дала ему все, что может дать девушка, — немного наслаждения, немного боли, взрывы смеха, мокрый от слез платок. Что до него — то он научил меня составлять предложения, как, например, предыдущее. И не надо критики. Это — лирический элемент.

Я попала в его знаменитые “Голливудские рассказы”. Закатный огонь отгоревшего сердца, но боже, как чудно он пылал! В его биографиях я никогда не удостаивалась больше чем примечания; и даже тогда — то исказят мою дату рождения, то перепутают с Норой. И вдобавок родная мать не признала бы меня в далеко не лестном описании, сделанном после того, как я от него ушла. В нем я — вероломная, распутная хористка с ярко накрашенными, липнущими ко всему губами, и — ярко-красные ногти, и карминовое сердечко, сексуальное, алчное, лживое существо. Вульгарная до жути. Грубый акцент кокни. Расчетливость. Отсутствие всякой чувствительности к сердцу поэта. Да еще и на руку нечиста. Вот каким оказалось обещанное мне поэтом бессмертие — каков подонок!

Но в ту ночь в “Супер Чифе”, в пробирающемся между залитых лунным светом скал поезде, все его, да и мои, разочарования были еще в далеком будущем. Выпрямившись, я повернулась к нему. В своей застенчивости он даже не снял пиджак, хотя внутри было довольно темно и тишину нарушал только перестук вагонных колес да долетающие с неумирающей вечеринки Дейзи взрывы хохота. Я потянулась развязать ему галстук. Друзья называли его “ирландцем”, он и был им по происхождению, но — американец до мозга костей. Росс “Ирландец” О’Флаэрти, также известный как южнокалифорнийский Чехов.

Конечно, я помню его имя. Разве такого выбросишь из головы? Трудных клиентов не забывают.

Добро пожаловать в Страну фантазий! Где каждую ночь сияет луна и в лунном свете прогуливается Чарли Чаплин. Добро пожаловать в Обитель грез.