Мудрые детки

В семье, говорю я, ее создала бабушка. Собрав воедино все, что ни попадалось под руку — пару бесхозных осиротевших младенцев, оборванку в мужицком картузе, — она силой своего характера слепила нашу семью. Жаль только, что не дожила она, чтобы поглядеть на душеньку Тиффи. Хотя история нашей семьи пестрит пропавшими отцами, у Тиффани папочка есть, потому что Бренда в конце концов вышла за бывшего боксера. Полутяжелый вес. Убежденный баптист. Они живут за углом, на Эйкер-лейн. Бренда теперь — пример для окружающих, никто и не поверит, что первый ее хахаль сделал ноги.

Тиффани. Красавица! Никогда не видела малышки красивее. “Рождена для сцены”, — говорила я Норе. Лет с трех мы стали учить ее балету и чечетке. Мы тогда давали уроки в парадной комнате на первом этаже — Брикстонская академия танца. Бренда бренчала на пианино — она и в церкви играла на клавикордах. Ковер убрали. Комната на первом этаже — очень приятная, большая, с окном-фонарем на улицу. Мы оклеили ее полосатыми обоями “Регент” цвета “зеленая Темза”^{47}, повесили большое зеркало. С капельками пота на верхней губе девчушки пыхтели изо всех сил. Раз, два, три. Кошки удирали подальше в сад. Раз, два, три. Но Тиффани, особенно когда ей исполнилось девять, десять, одиннадцать, это не устраивало. Подавай ей диско, фанк-рок и прочие штуки. Для нас, конечно, китайская грамота. Другое поколение.

Потом она сняла квартиру с подругами и дорвалась до свободы. Все еще прибегала проведать старых тетушек, когда выдавалась минутка, в нарядах из черной кожи, с розовыми тенями на веках, фальшивыми локонами до попы и еще бог знает чем. Отец — нерукоположенный проповедник — не позволил бы ей появиться дома в таком виде, и по дороге с работы в клубе она забегала к нам, чтобы смыть косметику и надеть туфли на низком каблуке и приличное платье, которые хранились в свободной комнате.

Точнее, в одной из свободных комнат. Весь дом нынче состоит из свободных комнат. Каталка живет внизу, чтобы легче заезжать в своем кресле в столовую и в туалет на нижнем этаже. Нора и я делим мезонин. Остальное пространство забито старой одеждой пополам с пылью, увязанными в пачки газетами, вырезками, старыми фотографиями.

Остальное пространство безмолвно.

И вот в один прекрасный день заскочив нас проведать, Тиффани обнаружила симпатичного молодого незнакомца, который пил чай в компании тетушек; он и меня с Норой, честно говоря, удивил, ибо был первым отпрыском семейства Хазард, удостоившим нас своим визитом.

С первого взгляда бедняжка Тифф влюбилась в него по уши.

Тристрам. Его брата-близнеца зовут Гарет. Дурацкие кельтские имена. Этот Гарет — иезуит, подростком он перешел в католичество. И стал миссионером, по крайней мере, так нам рассказала его Старая Няня. Его Старая Няня иногда заходит к нам, она — своего рода друг семьи; видите ли, она раньше, в глубокой древности, еще в допотопные времена, была Старой Няней Каталки. Потом она была Старой Няней Каталкиных дочерей. Потом — Старой Няней Тристрама и Гарета. Она, можно сказать, наследственная Старая Няня семейства Хазард. Несокрушимая старушенция. Честно говоря, мы узнаём от нее последние сплетни. Старая Няня рассказала нам, что лет десять назад Гарет отправился в джунгли. Его, наверное, там давно уже зажарили и съели, или племя хиваро^{48} высушило его голову на сувениры.

Гарет и Тристрам — священник и ведущий игрового шоу. По-моему, большой разницы нет. Оба в шоу-бизнесе. Каждый по-своему продолжает благородную традицию семьи Хазард — веру в предлагаемые обстоятельства. За согласие поиграть в его игру каждый обещает подарок.

Тристрам и Гарет — отпрыски третьей жены нашего отца. Давайте-ка повторим еще раз. Номер один: леди Аталанта Хазард, урожденная Линде (также именуемая Каталкой). Номер два: мисс Делия Делейни из Голливуда, США (или Дейзи Дак). Номер три: девица, игравшая когда-то Корделию с нашим отцом в роли Лира; женитьба на Корделии тоже, по-видимому, входит в традиции Хазардов. Ей в то время только исполнился двадцать один год, прямиком из Королевской театральной академии, где — о коварная молодость! — она была лучшей подругой мельхиоровой дочери Саскии. А Мельхиору тогда можно было уже пенсию получать; его только что произвели в рыцари “за заслуги на театральном поприще”, так что она от него, по крайней мере, титул получила, но с Саскией они до сих пор не разговаривают. Хотя Старая Няня — неугомонная сплетница — рассказала нам, как Саския, появившись на крещении мальчиков, словно злая фея из “Спящей красавицы”, косилась дурным глазом на пухлых спеленутых близнецов, возможно, уже тогда вынашивая коварные планы на будущее.