Мучение любви. Келейные записи

Так и в послушании: кто без подвига веры «урвал» тонкие и высокие знания, тот хотя временно и вознесся умом «на небеса», но вскоре же приземляется на прежнее свое место, а то еще и ниже: ведь в таком случае знание непременно надмевает, а лукавый дух за такое надмение получает доступ искушать и посмеиваться над высокоумным мечтателем. Сам же человек удивляется, как скоро происходят перемены в его сердце, как быстро мысль его вскруживается высокими понятиями и как тут же скользит на самое дно, в самую тину низменных представлений и пожеланий. А это как раз очень свойственно душевному деланию в противоположность духовному, где стяжеваются не «умные» и «высокие» понятия, а благодать Духа Святаго.

Еще пример: в Оптинском монастыре во время игуменства преподобного Моисея находился один пожилой монах, страдавший недомоганием желудка, так что он не мог вкушать с братиями в общей трапезе: от грубой пищи, подаваемой для всей братии, он испытывал сильные страдания и должен был принимать особую пищу отдельно, принося ее себе в келью из кухни. Однажды игумен встретил его, когда тот нес пищу к себе в келью, и, поговорив с ним о его немощи, посоветовал с верой, положившись на Господа, попробовать опять ходить на общую трапезу и вкушать вместе с братией. Болящий монах с верой в силу послушания пошел вместе с братией и на этот раз не ощущал страданий, поевши грубой братской пищи: желудок нормально усвоил ее. Однако вечером он все-таки усомнился идти опять на общую трапезу и вкушал особо. Следующий день он уже хотел было и утром, и вечером быть на братской трапезе, но оказалось, что теперь утреннюю еду его желудок принимает, вечером же страдает после еды. Стало быть, за его сомнения и маловерие Господь не покрывал его немощь, напоминая ему о его грехе непослушания и показывая силу веры в слово наставника, когда его больной желудок легко переносил тяжелую пищу по утрам.

Здесь видно, как и в самых обыденных, казалось бы, вещах может так явно сказываться таинство веры и духовная сила послушания, которая даже в повседневных мелочах способна поставлять человека выше законов естественных и вносить некоторую высшую реальность в течение нашей обычной жизни. Тем более в тонком духовном делании никак невозможно обойти этот закон всеосвящающего послушания! Бог просто «не может» к нам приблизиться и даже начать нас врачевать, когда мы думаем все делать сами собой. Но Бог промышляет о нас через ближнего, и это важный закон духовной жизни! Почему? Потому, что всюду действует принцип последовательности, возрастания, иерархии. На нем строится и небо, и земля, наблюдается он в ангельском мире, повсюду – в человеческом, тем более не обходится без него область духовного. Чтобы дойти до веры – живой, действенной – в столь близкого к нам Бога, необходимо пройти путь доверия к близстоящему духовному наставнику ради Бога; научиться искать Божественное прежде в отражении через близстоящего, как бы в отраженном свете (как по ночам видим свет солнца через отражение его луной; прежде чем увидим дневное светило, идем при свете луны, потом видим свет зари, и только после скользят по земле лучи восходящего солнца).

Но где мы один на один со своим «доброделанием» или только лишь с умными книжками, где строим здание на одном песке умствований и аскетических упражнений без испытания его крепости ветрами и наводнениями, то есть «нажимами», принуждениями, требованиями отсечения своей самости, своеволия, которыми испытывается наше делание в подвиге послушания, там все сомнительно, ненадежно и лишь мечтательно. Живой вере здесь нет места: все и без нее по наружности «обходится благополучно», многое «строится», многое «обустраивается», монастыри растут и «вширь и врозь», «рухольные» пополняются, молитвы «вычитываются» чин по чину, духовная литература пользуется спросом… И при всем этом вера далека от нас!

Нет успеха и в самопознании: когда мы сами «ковыряемся» в своей душе своим собственным анализом, считаем и пересчитываем свои добрые и злые поступки и мысли, пытаемся вычислить удобный для нас путь спасения, то только более и более запутываемся в этих длинных и тонких построениях. По сути дела, здесь душа – сирота. Раз она не знает отсечения своей самости, значит, сама себя признает своим наставником, предводителем, сама себе – духовный отец. Но, по слову святого Максима Исповедика, «тем более душа будет внимать вещам Божественным и познавать их, чем более она не желает принадлежать самой себе, не стремится быть познанной из самой себя, самой собой или кем-нибудь другим, кроме только всецелого Бога»[85].

Начать заново