Морской ястреб

Надеюсь, – задумчиво продолжал он, – вы тоже любите её, Лайонель, насколько способно любить такое ничтожество, как вы. А значит, к мукам тела прибавятся муки вашей вероломной души. Лишь осуждённые на вечное проклятье знают, какая это пытка. Затем-то я и привёл вас сюда, дабы вы поняли, какая участь уготована этой женщине в моём доме, и ушли отсюда с мыслью, которая принесёт вашей душе более жестокие страдания, чем плеть боцмана вашему изнеженному телу.

– Вы дьявол, – прорычал Лайонель. – Вы само исчадие ада!

– Если вы, братец, намерены плодить дьяволов, то, когда встретитесь с ними в следующий раз, не укоряйте их за принадлежность к этому достойному племени.

– Не обращайте на него внимания, Лайонель, – сказала Розамунда. – Я докажу, что он такой же хвастун, как и негодяй, о чём говорят все его поступки. Уверяю вас, ему не удастся осуществить свой гнусный план.

– Давая подобное обещание, вы сами грешите излишней хвастливостью, – заметил Сакр-эл-Бар. – Что касается остального, то я лишь то, чем вы, сговорившись друг с другом, сделали меня.

– Разве мы сделали вас лжецом и трусом? – возразила Розамунда.

– Трусом? – В голосе корсара звучало неподдельное изумление. – Здесь кроется очередная ложь, которую он поведал вам среди прочих измышлений. В чём, позвольте спросить, я проявил себя трусом?

– В чём? Да в том, чем вы сейчас занимаетесь, подвергая пыткам и издевательствам беззащитных людей, которые находятся в вашей власти.

– Я говорю не о том, кто я есть, – отвечал он. – Ведь я уже сказал вам: я – тот, кем вы меня сделали. Сейчас я говорю о том, кем я был. Я говорю о прошлом.

– Так вы говорите о прошлом? – тихо переспросила она. – О прошлом… со мной? И вы осмеливаетесь?

– Именно для того я и привез вас сюда, чтобы поговорить с вами о прошлом; чтобы наконец сказать вам то, что я по собственной глупости утаил от вас пять лет назад; чтобы продолжить разговор, который вы прервали, указав мне на дверь.

– О да, я была чудовищно несправедлива к вам, – проговорила Розамунда с горькой иронией. – Конечно, я была недостаточно любезна. Мне бы более приличествовало улыбаться и любезничать с убийцей своего брата.

– Но ведь тогда я поклялся вам, что не убивал его, – напомнил корсар, и голос его дрогнул.

– И я вам ответила, что вы лжёте.

– Да, и попросили меня уйти – ведь слово человека, которого вы любили, человека, с которым вы обещали связать свою судьбу, оказалось для вас пустым звуком.

– Я обещала стать вашей женой, почти не зная вас, и упрямо не желала прислушиваться к тому, что все говорили про вас и ваши дикие повадки. За своё слепое упрямство я была наказана, как, вероятно, того и заслуживала!

– Ложь! Всё ложь! – взорвался он. – Мои повадки! Бог свидетель – в них не было ничего дикого. Кроме того, полюбив вас, я отказался от них.

– Избавьте меня хоть от этого! – воскликнула она с отвращением.

– Избавить? От чего же мне вас избавить?

– От стыда за всё, о чём вы говорите. От стыда, который охватывает меня при одной мысли о том времени, когда я думала, что люблю вас.

– Если вы ещё не забыли, что такое стыд, – усмехнулся Сакр-эл-Бар, – то он сокрушит вас прежде, чем я закончу, ибо вам придётся выслушать меня. Здесь некому прервать нас, некому перечить моей воле, здесь повелеваю я. Итак, вспомните. Вспомните, как вы гордились переменами, которые произвели во мне. Моя податливость льстила вашему тщеславию – как дань всемогуществу вашей красоты. И вот на основании ничтожного обвинения вы вдруг сочли меня убийцей вашего брата.

– Вы считаете ничтожным обвинение в убийстве? – невольно воскликнула Розамунда.

– Таким ничтожным, что судьи в Труро не хотели возбуждать против меня дело.

– Потому что они считали, что вас на это вызвали. Потому что вы не клялись им так, как клялись мне, что ничто не заставит вас поднять руку на моего брата.

Он одну секунду смотрел на нее, потом прошелся по террасе. Лайонель был им совершенно забыт в эту минуту.

– Дай мне, боже, терпение с ними, – сказал он, наконец оно мне необходимо, потому что сегодня ночью я хочу заставить их многое понять. – Я хочу, чтобы вы поняли, как справедлив этот гнев, как справедливо то наказание, которое ожидает вас за то, что вы сделали из моей жизни и, пожалуй, из меня. Судья Бен и еще один, который умер, знали что я невиновен.

– Знали, что вы невиновны? – В ее голосе был гнев и удивление. – Разве они не были свидетелями вашей ссоры с Питером и вашей клятвы, что вы убьете его?

– Это было сказано в гневе, потом я вспомнил о том, что он ваш брат.

– Потом, – сказала она, – после того, как вы его убили?

– Я еще раз говорю, что я не делал этого.

– А я еще раз говорю, что вы лжете.

Он долго смотрел на нее и, наконец, рассмеялся.